Понедельник, 16 января
Поднимаюсь к своему министру по обыкновению около 11 часов; только что у него был Ону, чтобы дать ему более подробный отчет о разговоре с Игнатьевым, о котором вчера вечером он говорил и мне. Игнатьев, как и Цанков, полагает, что болгарский вопрос нельзя урегулировать, пока не будет выбран кандидат для замещения Кобурга. Знаменитый граф называет сначала великого князя Михаила Михайловича (намекая на то, что последний мог бы лишиться титула великого князя, женившись на его дочери), затем молодого принца Ольденбургского, сына принца Александра и Евгении Максимилиановны. Ону показалось даже, что он спохватился и как бы испугался того, что назвал этого второго кандидата, который может оказаться более серьезным. Эти сообщения произвели сильное впечатление на Гирса; он не хочет ничего говорить о них Зиновьеву, потому что последний парализует все, что касается Болгарии и желает европейского воздействия. Но министр намеревается попытаться поговорить об этих комбинациях с государем и спрашивает себя, не следует ли ему ради этого отправиться завтра с докладом, хотя у него нет ничего нового после субботы. Он хочет также побеседовать с Цанковым и затем испросить для него разрешение быть представленным Его Величеству Я позволяю себе сказать министру, что вопрос о кандидатах кажется мне неотложным и в высшей степени важным. Я нахожу очень практичной мысль посадить в Софии великого князя Михаила Михайловича, заставив его предварительно отказаться от титула великого князя, разрешив жениться на графине Игнатьевой, в которую он влюблен. Этим были бы устранены все затруднения, вытекающие из пункта Берлинского трактата, которым Болгарии запрещается выбор лица, принадлежащего к одной из царствующих династий великих держав. Впрочем, мы могли бы договориться с Германией и Францией, и если бы другие не признали избранного согласно нашим указаниям принца, им оставалось бы только отозвать своих представителей из Софии и роли переменились бы. Ни Англия, ни Австрия, ни Италия не могли бы воевать с Болгарией; мы бы им сказали: вы признали Кобурга, который в наших глазах был незаконным; мы признаем нынешнего князя, хотя его выбор и не вполне соответствует вашим желаниям. Министр того же мнения, но при теперешнем положении вещей он считает, что главное - не оставлять без поддержки наших сторонников и болгарское духовенство.
Интересная деталь: в своих прежних беседах с Гирсом по поводу возможного отречения принц Александр Баттенбергский всегда указывал на великого князя Михаила Михайловича как на лучшего из возможных преемников. Гире полагает, что надо будет указать несколько кандидатов, например молодого Ольденбурга; назвать же, как это было с князем Мингрельским, только одного, означало бы сделать успех более сомнительным.
Гире говорит мне, что Швейниц в восторге от вчерашнего завтрака. Государь, государыня и все их дети, включая и маленького великого князя Михаила, сердечно его поздравили, затем государь пил за здоровье Вильгельма II, причем произнес несколько слов и стоя прослушал германский гимн. Вилльом отправился в Новгород, куда повез ленты к знаменам, присланные германским императором полку, шефом которого он состоит; возможно, что он уехал из Петербурга из предосторожности, боясь не получить в этот день приглашения.
Швейниц очень доволен также пожалованием графу Берхему ордена и видит в этом проявление высочайшего благоволения к германскому правительству.
Мы посмеиваемся немножко с моим дорогим министром над полученной третьего дня, поздно вечером, выражающей отчаяние телеграммой Шувалова: последний настаивал на безусловной необходимости обычного обеда и день рождения Вильгельма I. Было бы во всяком случае невозможно заставить государя принять решение и разослать приглашения в ночь с 14-го на 15-е. Швейниц, напротив, придал гораздо большее значение семейному завтраку, как особому вниманию, более свойственному характеру императора, и очень заинтересовался рассказанным ему Гирсом прецедентом с Николаем I.
Никонов, Зиновьев и Влангали приходят к чаю; последний остается и после 6 часов, ожидая возвращения министра, который присутствует на важном и продолжительном заседании Государственного совета, где рассматриваются принципиальные основы проекта Толстого.