авторов

1427
 

событий

194041
Регистрация Забыли пароль?
Мемуарист » Авторы » Vladimir_Lamsdorf » Дневник Владимира Ламсдорфа - 13

Дневник Владимира Ламсдорфа - 13

22.12.1886
С.-Петербург, Ленинградская, Россия

Понедельник, 22 декабря

Встаю немного позднее и еще не готов, когда мне ранее обыкновенного передают просьбу министра подняться к нему. Застаю Гирса очень грустным и озабоченным. Он сообщает мне, что его жена представлялась вчера только что приехавшей из Берлина великой княгине Екатерине Михайловне, причем последняя держала ее у себя более часа, прося совершенно конфиденциально передать министру вынесенные ею оттуда и внушающие беспокойство впечатления. Императрица Августа описала Ее Высочеству положение вещей в самых мрачных красках. Она сказала, что тон наших газет и оскорбительные вызовы по адресу Германии, несомненно, приведут к ссоре с Россией, а ввиду двусмысленного поведения нашего правительства Германия, конечно, вынуждена вооружаться и готовиться к борьбе. Его Величество взял с великой княгини обещание не принимать императора Вильгельма, если он пожелает посетить ее днем, как он это всегда делает при проезде через Берлин членов нашей августейшей семьи. Верная своему обещанию, великая княгиня отклонила визит императора, но, когда она рассказала все это явившемуся к ней генералу Вердеру, последний этого не одобрил, и, по-видимому, император был взбешен. Под этим впечатлением великая княгиня в тот же вечер уехала в Петербург. Г-жа Гире спросила Ее Высочество, почему бы ей не рассказать всего этого нашему государю, но великая княгиня ответила, что ни за что на свете этого не сделает, а что она хотела только довести все это до сведения министра.

Затем министр рассказывает мне также со слов Влангали, что недавно великий князь Михаил, пользуясь своими правами председателя Государственного совета, хотел представить его государю к награде и Половцову будет, вероятно, поручено составить рескрипт. Министр ему тогда ответил, что, относясь довольно равнодушно к получению той или иной награды, он придал бы значение очевидному для всех одобрению его политики, потому что, повышая доверие к нему и служа подтверждением его солидарности с государем, оно могло бы весьма благоприятно отразиться на ходе дел.

Вчера Влангали под секретом объявил Гирсу, что государь вычеркнул его имя из представленного великим князем списка. Сделано это было под тем предлогом, что лица, уже получившие орден по случаю коронации, не подлежат награждению. Государь забывает, что большинство министров получили со времени коронации уже по две и по три награды. Или, вернее, Его Величество этого не забыл, но не имеет мужества сделать что-нибудь для министра, которого считает непопулярным; однако он не стесняется эксплуатировать его, делая вид, что пока его лишь терпит.

Влангали уверял также, что в городе все упрекают Гирса в том, что он не поддержал князя Лобанова и не хотел защитить его от неудовольствия государя. Последнее обвинение, кажется, особенно больно поразило министра. Во-первых, слух о немилости к Лобанову мог распустить только сам Влангали, а Гире, напротив, проявил много терпения по отношению к поведению нашего посла и сделал все возможное, чтобы не допустить и смягчить монаршую немилость. Я заметил министру, что "все" на языке Александра Егоровича в этом случае, вероятно, представляют из себя Половцова и что это нелепое обвинение, по-моему, лишено какого-либо значения. Министр признает, что наш бедный Влангали болтун и предпочитает сплетни делам.

Генерал Ванновский официально, в письменной форме, запрашивает Гирса о том, какого он мнения о своевременности представления, согласно просьбе барона Каульбарса, болгарского офицера Груева императору. Это, вероятно, Катков побудил барона поднять вновь этот вопрос таким путем. Военный министр желает остаться в стороне и сделать нашего министра ответственным в глазах катковской компании за позор отказа, но последний ему ответил, что не считает для себя возможным письменно и официально высказываться по подобному вопросу и лучше всего - чтобы государь сам решил, желательно ли ему видеть Груева. Мы вспоминаем ход событий этого ужасного болгарского кризиса, и министр замечает: несмотря на то что начало его связано с Влангали и Зиновьевым, последний, по-видимому, нисколько не осознает своей ответственности и находит возможным возлагать ее всецело на Гирса.

Является Бюлов, и я удаляюсь. Германский поверенный в делах приносит переделанное и смягченное письмо Бисмарка.

День проходит как обычно. Ола обедаету меня, и к 7 1/2 часам мы приезжаем на Варшавский вокзал, чтобы ехать в Гатчину. Путь долгий; к счастью, нехолодно. Мы в купе с Философовым и Хисом. Г-жа Извольская, супруги Стенбоки, Барятинский и еще несколько человек садятся в Царском Селе. Поезд немного опаздывает. В Гатчине мы выходили вместе со Стаалями. Немедленно в наше распоряжение предоставляют карету и ездового, лошади так горячи, что почти нас несут. Парк чрезвычайно красив, особенно осыпанные снегом большие ели и сосны. Освещенный электричеством дворец тоже представляет грандиозное, хотя несколько мрачное и суровое зрелище. Так как поезд немного запоздал, нас тотчас по приезде приглашают пройти в театр. Проходя через всю среднюю часть здания в театральный зал, находящийся, насколько я мог ориентироваться, в арсенальном каре, мы с Олой, Философовым, Оумароковым-Эльстоном встречаем Гирса, который меня окликает; мы входим все вместе. Г-жа Гире больна и не приехала. Меня вообще встречают любезно, особенно Владимир Оболенский, князь Трубецкой и другие. Подходит граф Петр Шувалов и спрашивает, вернется ли Оболенский сегодня вечером в Петербург. Он просит внести изменение в его паспорт и собирается выехать завтра в Берлин. Как только нас ввели в театр, где я сажусь на этот раз в партере, входит царская семья. Очень близко от меня стоит полковник Вилльом, о котором английские газеты писали, что он убит императором. Его Величество направляется к нему и шутит по этому поводу, замечая, что он очень счастлив видеть полковника здравым и невредимым, как и полковника Рейтерна, убитого якобы еще раньше.

Первая французская пьеса довольно скучна. Я замечаю ужасные гримасы сидящего в глубине с довольно огорченным видом Всеволожского. Во время антракта государь и великие князья выходят курить в соседнюю комнату. Дамы остаются в зале. Императрица и великая княгиня Мария Павловна очень элегантны в светло-голубых платьях. Великая княгиня Елизавета Федоровна в пунцовом гораздо менее красива, чем обычно. Она самая молодая, но в крайне темном туалете, который ей не идет. Вторая пьеса, тоже одноактная, русская, поставленная для этого вечера, очень смешная. Так как кресло Олы занято, я предоставляю ему свое находящееся рядом и удаляюсь в глубь зала на возвышенные места.

Во втором антракте мы замечаем, что великий князь Владимир уводит Гирса, который, поговорив с ним, подходит ко мне и сообщает, что государь едет завтра утром в город, поэтому его доклад не может состояться, он останется ночевать в Гатчине и вернется только завтра к 10 часам императорским поездом. Он заедет в министерство, возьмет все, что будет получено и приготовлено, и затем отправится с докладом, который состоится в Аничковом дворце после погребения генерала Бистрома.

Императрица подходит к некоторым дамам, которые не покидают своих кресел. Возвращается государь, и начинается третья французская пьеса, тоже одноактная. Я вижу, как Гире садится рядом с графом Петром Шуваловым в ложе с правой стороны. Ола тоже идет в глубину зала, и я опять занимаю свое кресло в партере рядом с обер-гофмаршалом князем Трубецким. Спектакль оканчивается около 12 часов, и мы спускаемся ужинать в большой зал внизу. Их Величества, занимавшие передние кресла в партере, в то время как цесаревич и великий князь Георгий сидели в более отдаленных рядах, остальные великие князья - в ложе слева, выходят из театрального зала, любезно раскланиваются со всеми. Я замечаю, что государь пропускает вперед государыню и непосредственно за ней Марию Павловну и идет рядом с Елизаветой Федоровной, которая проходит третьей. Он, по-видимому, относится с большой симпатией к этой belle soeur. Затем следует добрая, старая, толстая Екатерина Михайловна, а за нею ее дочь, начинающая тоже терять свою свежесть, но наружность которой мне нравится тем, что в ней есть какое-то врожденное величие. За Их Величествами и Их Высочествами следуют занимавшие первые ряды кресел дамы, а затем мы, мужчины. Я вижу статс-дам, всех дворцовых фрейлин и других из числа приглашенных.

Когда, спустившись с лестницы, мы входим в зал, где ужинают, я вижу, что почти все столы заняты. Направляюсь в очень красивую галерею в готическом стиле, где и сажусь за вторым круглым столом с Оржевским, Дурново, Оомом, гатчинским комендантом Багговутом и другими. Против себя замечаю портрет герцога Курляндского, Бирона. Посредине этой длинной, но очень узкой комнаты - стол, за которым находится наследник-цесаревич; около нас за первым столом сидят великий князь Михаил, девицы Кутузовы, княгиня Оболенская, урожденная Апраксина, и другие. Государь появляется на минуту, но подходит только к этому первому столу. После ужина наследник-цесаревич очень любезно жмет мне руку. У дверей в большую гостиную мы оказываемся как в мышеловке. Их Величества должны уходя проследовать через эту дверь; они беседуют, а тем временем мы стоим прижатыми друг к другу, как сельди в бочонке, не будучи в состоянии продвинуться и не смея в то же время слишком загораживать проход. Я стою между Влангали и обер-шталмейстером Мартыновым. Выходя из зала, государыня обращается с несколькими словами к стоящему на ее пути полковнику Вилльому. Среди слов, касающихся нелепой выдумки английских газет, раздается слово "infame", которое мне слышится два раза и звучит в моих ушах не особенно приятно. Императрица совсем близко от нас; я констатирую, что зубы ее еще более испорчены, черные точки уже везде, и Ее Величество это, вероятно, знает, потому что улыбается немного неестественно, но не может, однако, скрыть свои плохие зубы. Челюсти у нее слишком большие, а рот слишком велик. Несколько хриплый голос и ее манера говорить в нос также далеки от того, чтобы производить чарующее впечатление. С потерей своей долго, впрочем, сохранявшейся свежести наша государыня утратит всякую внешнюю привлекательность. У наследника-цесаревича вид прекрасный. По-видимому, от его нездоровья не осталось и следа. Он не подрос, но несколько возмужал. У него живой и умный взгляд, но, несмотря на то что ему уже 19-й год, он выглядит еще совсем ребенком. Хис мне сказал, на весну была опять речь о Крыме, но управляющий сообщил, что стена одного из дворцов дала трещину и не может быть исправлена быстро.

Тотчас после прохода Их Величеств я спешу присоединиться к Оле, который ждет меня в отведенной для этого комнате внизу, и мы отправляемся на станцию. Лакей предлагает нам ввиду горячности лошадей сесть в карету, не дожидаясь ее подачи к подъезду. Мы выходим с адмиралом Посьетом, празднующим завтра 50-летний юбилей своей службы; я его поздравляю. В вагоне мы оказываемся опять в одном купе с Философовым. Приехав в Петербург в 3 часа, я возвращаюсь домой с Олой в санях и ложусь только в половине четвертого.

Опубликовано 31.08.2021 в 19:33
anticopiright
. - , . , . , , .
© 2011-2024, Memuarist.com
Idea by Nick Gripishin (rus)
Юридическая информация
Условия размещения рекламы
Поделиться: