Пятница, 5 декабря
Когда около 11 часов я прихожу к министру, он сообщает мне об обеде, который он дает в понедельник в честь Лабуле, и приглашает меня принять в нем участие; я прошу его пригласить лучше Оболенского. Он смеется над моей нелюдимостью и просит прийти пообедать у него запросто сегодня. Мы говорим о грустном положении дел в Болгарии. Сомов, забрав наши вклады и архивы, уедет, и мы больше не будем иметь прямых известий. Мне казалось бы, однако, полезным, чтобы какой-нибудь агент мог частным образом войти в сношения с болгарами, расхваливать им князя Мингрельского и доставлять нам точные сведения о том, что там происходит. Министр совершенно того же мнения и просит меня в моих беседах с Зиновьевым говорить в этом смысле. Он уверяет, что последний придает значение моему мнению и, говоря с ним, ссылается иногда на меня, но в данный момент Зиновьев возлагает все свои надежды на некое движение, которое, как он надеется, в скором времени может опрокинуть регентство; во всяком случае он никоим образом не желал бы входить в сношения с нынешними представителями Болгарии. Министр мне долго говорит о любопытном сообщении, сделанном ему вчера секретно Швейницем. Германский посол приезжал прочесть ему очень конфиденциально три донесения Мюнстера, содержащие отчет о сделанных последнему Фрейсине и Клемансо предложениях по поводу шагов, якобы предпринятых в конце августа или начале сентября сего года русским высокопоставленным лицом в целях достижения франко-российского соглашения. Эти шаги якобы сделаны с одобрения свыше, но без ведома министра и министерства. По-видимому, Фрейсине и особенно Клемансо, говоря о нашем августейшем монархе, не скупились на нелестные эпитеты и просили германского посла верить, что никогда Франция не вступит в союз со страной, в которой, как и в России, царит деспотизм.
Если бы нашей прессе с г-ном Катковым во главе могло быть известно это новое доказательство французских симпатий, на которые все они любят ссылаться!
Поднявшись около 6 1/2 часов к Гирсам, застаю министра за письмом к генералу Ванновскому, в котором спрашивает его, правда ли, что вчера на заседании экономического департамента Государственного совета, он в подтверждение необходимости испрашиваемых им вооружений представил письмо Кантакузена из Вены, в котором тот говорит, что Австрия намеревается начать войну с нами незамедлительно, пока мы еще не подготовились. Об этом факте Гирсу сообщил Влангали, который знает это, вероятно, от Абазы.
За обедом разговор идет довольно оживленно, а затем г-жа Гире, касаясь своих планов о большом рауте, рассказывает мне о многочисленных случаях, когда великие князья и великие княгини бывали по отношению к ней невежливы и относились не должным образом; пока мы беседуем на тему о невоспитанности, какой отличаются наши августейшие особы, приносят ответную записку военного министра, где сообщается, "что его вчера потрошили, что генерал Обручев, зная это, послал ему во время заседания полученное им от князя Кантакузена письмо. Настаивая на необходимости вооружения, он действительно сослался на сведения, полученные о военных подготовлениях Австрии, и назвал советника нашего посольства как источник означенных известий".
Министр возмущен этим поступком Кантакузена и хочет вывести это дело на чистую воду, чтобы иметь возможность сделать ему выговор.
Свободное копирование
