Четверг, 4 декабря
Поднимаюсь по обыкновению к своему министру около 11 часов утра. Он говорит мне, что вчера так торопился к Адлербергу, чтобы увидеться с князем Мингрельским и посоветовать ему принять находящихся здесь болгарских офицеров, Бендерева и Груева, обсудить с ними положение вещей и дать им возможность сообщить о нем в Болгарию.
Гирсу показалось вчера, что государь более чем когда-либо стоит за кандидатуру князя Мингрельского и что Его Величество и императрица, имевшие недавно случай беседовать с князем в Гатчине, составили о нем наилучшее мнение. Является князь Мингрельский, и я, чтобы с ним не встретиться, исчезаю через маленькую дверь спальни Гирса. Если бы он знал, что я первый указал на него в Бресте. После его ухода я вновь поднимаюсь к министру; он в восторге от князя и от того, как хорошо и умно тот, по-видимому, говорил с болгарами. Стоит за объединение всех партий и, конечно, при его ловкости мог бы облегчить себе эту задачу своевременной амнистией и проявлением большой гибкости, необходимой в столь запутанном деле, как болгарский хаос.
Мы делаем сопоставление с резким и нелепым образом действий Каульбарса. А, между тем, великий князь Владимир сказал недавно министру, что этого бедного барона предназначают для дипломатической карьеры, и на замечание Гирса, что Каульбарс не кажется ему достаточно умным, великий князь якобы ответил, что это весьма возможно, но, тем не менее, он очень порядочный человек.
В пакете, возвращенном сегодня утром государем, находилось собственноручное письмо Его Величества к министру в котором говорится, что обстоятельства, при которых князем Лобановым был сделан визит болгарским делегатам, требуют выяснения, но что вообще "он плохо отстаивает наши интересы в Вене; не такого я бы там желал иметь представителя - он обленился, и не пора ли подумать о другом назначении".
Министр очень озабочен этой резолюцией и хочет писать государю, с тем чтобы просить его оставить ее без последствий. Мы решаем телеграфировать всем послам: ввиду того, что на приезд в Россию болгарских депутатов не было высочайшего соизволения, они должны воздержаться от приема депутатов и нанесения им визитов при их проезде через столицы, в которых находятся наши послы.
Когда я уже собираюсь покинуть министра, приходит барон Сакен?, только что получивший, как директор департамента внутренних сношений, письмо от нашего консула в Данциге, барона Врангеля, с запросом о том, кому он должен сдать архивы и прочее в случае, вероятно, близкого разрыва с Германией.
Министр, уходя, заходит на минуту ко мне и выражает удовольствие по поводу нашего официального сообщения, которым, надо надеяться, будет положен конец начатой в прессе антигерманской агитации.
Вернувшись домой около 7 часов, узнаю, что меня просит Гире; тотчас поднимаюсь к нему. Министр едет с женой на обед к бразильскому посланнику; он дает мне прочесть свое письмо к государю по поводу Лобанова, ошибку которого он до некоторой степени признает, но ходатайствует о прощении; он просит меня отправить письмо вечером в отдельном конверте.