Жизнь прожить - не поле перейти!.. - 10

Жизнь прожить - не поле перейти!.. часть вторая

ТЯЖКИЙ  ПУТЬ  С  УКРАИНЫ,  ЧЕРЕЗ  СИБИРЬ,  ДО  АРАЛА…

*******

Глава  1

Так началась моя, довольно сложная жизнь и лётный труд в Приаральском регионе, в Кызылкумских песках. После нескольких дней первоначального ознакомления и ввода в строй, мы были включены в экипажи для выполнения пассажирских и спец рейсов. С первых же полётов мы почувствовали, сполна, «прелести» местной жизни и быта. Начало рабочего дня, вылеты всегда планировались с раннего утра – столовая в аэропорту ещё не работала, возвращались самолёты домой поздно вечером, перед заходом солнца – столовая уже не работала. Только благодаря местным комендантам аэропортов, куда вылетали наши пассажиры, мы иногда получали, как презент, для поддержки наших молодых организмов  пирожки или рыбку, а чтобы унять чувство жажды нам всегда приносили к самолёту айран, шубат (кисломолочные напитки). Мы, как всякие молодые люди, без должного опыта – вечером заходили в ресторан, для борьбы с голодом – что всегда предполагало употребление коньячка или водочки, а заканчивалось это всё, естественно, в общежитии далеко за полночь, да и ещё при первобытных условиях быта.

Но, несмотря на такие тяжкие условия жизни и быта (что значит молодость, полнота жизненных сил и энергии), мне очень нравился мой лётный труд. Каждый день приносил новые, яркие, незабываемые впечатления. Авиация, в том регионе, была основным способом коммуникации. Перевозить приходилось и пассажиров, и грузы, и почту, и домашних животных. Обслуживали спец рейсами противочумные станции, отделения которых размещались по всей Кызылкумской пустыне, включая и территорию космодрома «Байконур». Выполняли спец задания санавиации, эвакуируя больных и раненых, останки погибших солдат. Однажды даже пришлось помогать медсестре, принимать роды – немолодая, тяжелобольная казашка (с тяжёлым воспалением лёгких) родила в полёте десятого ребёнка (мальчика)!..

Из-за того, что мне и моему другу Валере стала в тягость разухабистая жизнь в общежитии аэропорта (слишком шумно, весёлые пьянки, бессонные ночи), мы решили найти жильё в частном секторе. Такую квартиру нам настоятельно рекомендовала хозяйка нашего общежития, крымская татарка – апа Айше, с которой мы подружились с первого нашего знакомства, после взаимных исповедей о нашей жизни. Вспоминая то время, понимаю сейчас, как нам повезло с советчицей. Дом, который она нам указала, был построен из настоящего, как на Украине, самана, побеленного известью, исконным украинцем – старинного казацкого рода. На стенах нарисованы подсолнухи и мальвы, настоящая украинская хата-мазанка. Весь двор, обнесённый тыном, зарос травой – спорышом. Когда мы подошли и постучали, к нам вышел седой, крепкий на вид, с настоящими украинскими усами дед.

– Що Ви хотіли, хлопці? – спросил. – Та от бажаємо у Вас жити.

Он назвался дедом Иваном, так мы познакомились и в дальнейшем стали друзьями. Затем он повёл нас в дом, в комнатах было чисто и украшено, как в украинской хате. Потолок со сволоками, на которых висели пучки сухих трав, сухие полевые цветы. Настоящая украинская печь, на которой можно спать и возле неё несколько ухватов для чугунков. Вся печь расписана петухами и цветами. Точно также, как у моего деда Гордея, в селе Андреевка, недалеко от Диканьки, где я летом отдыхал на каникулах. Возле печи стоял дубовый, резьблённый лежак, на котором лежала его жена Мария. Он предупредил, что хозяйка лежит уже два года, после тяжёлого инсульта, не разговаривает, не ходит, только иногда мычит, если что-то нужно.

Сразу же договорились обо всех условиях проживания, нас вполне всё устраивало в этом гостеприимном доме. Дед Иван выделил нам отдельную комнату, предложил, при необходимости, недорого кормить, а то, что он умеет вкусно готовить, мы смогли убедиться в этот же день. Когда мы разместили свои вещи и рассказали ему, что один из нас из Полтавы, а второй из Житомира – сразу начал накрывать стол, чтобы угостить нас обедом. Дед Иван угощал нас по-украински – хлебосольно. Был и вкусный, настоящий украинский борщ, и вареники с капустой и картошкой со шкварками. Всё это запивалось вкусной брагой. Только дед Иван предупредил – пока мы сидим за столом, всё будет нормально, а вот укладывать нас спать, придётся ему – сами до постели не доберёмся, больно бражка крепка.

Сидели и разговаривали до самого вечера. Как я уже отмечал – в доме было чисто, уютно, стоял приятный запах полевых цветов, трав. Сидя за столом, смакуя такие знакомые нам блюда украинской кухни да попивая бражку деда Ивана, расчувствовался – сердце сжимало от воспоминаний, от тоски за родной Полтавой. Дед расспрашивал о наших семьях, как стали лётчиками, почему летаем не дома, на родине, а в этой чёртовой, проклятой пустыне? Посочувствовал нам, и сам разговорился, искренне, откровенно начал рассказывать об их злой судьбе, что изуродовала их жизнь и до сих пор держит в своих объятиях. Меня поразила до глубины души драма, несчастье, которое настигло и изувечило, уничтожило большую семью простых, трудолюбивых крестьян. После, казалось бы, справедливого свержения, жестокого к простому, бедному крестьянину, царского режима, они вдруг оказались между кувалдой и наковальней рабоче-крестьянской власти.

Всё время не давала покоя мысль – как так получилось, что выходцы из крепостных крестьян, а затем трудяги-крестьяне оказались за тысячи километров от родной Украины, с клеймом «враги народа». Из большого семейства (тринадцать человек), которые жили вместе, одним хозяйством – остались в живых только дед Иван да его любимая жена Мария. Единственным преступлением этого уничтоженного семейства было то, что они не восприняли коммунистических, утопических идей большевиков. Ну не мог крестьянин, который своим потом и тяжким, рабским трудом смог побороть нужду, голод, создать какое-то, хоть и небольшое хозяйство – отдать это всё в колхоз, в чужие, часто неумелые, ленивые, вороватые руки.

Родился он на смене веков – в 1900-м году, в семье потомков крепостных, на Черкащине, рядом с Золотоношей. От самого рождения – с матерью в поле, которая работала с утра до вечера на помещичьих полях, огородах. Когда исполнилось десять лет, был направлен помещиком на работу на скотный двор. Трудиться приходилось тяжело, а питание не очень сытное, иногда приходилось воровать отваренную для свиней картошку. Однажды даже получил наказание кнутом, когда поймали на воровстве. Да за любую провинность – наказание кнутом на помещичьем дворе. Для такой экзекуции был построен помост и для назидания остальным, всех сгоняли на просмотр этого «спектакля». Время от времени у подневольного люда терпение иссякало, и тогда крестьяне восставали, но на помощь помещику прибывали жандармы и войска, которые восстанавливали порядок. Он хорошо помнил бунты 1906-го – 1909-го годов. Их семья с энтузиазмом восприняла известие о свержении царской власти, изгнании помещика. Закончился рабский труд на помещика. После установления Советской власти в 1920-м году и раздаче земли крестьянам, их семья, в которой числилось тринадцать трудоспособных взрослых и семеро детей, получила большой земельный надел.