Глава седьмая. Ссылка в Читинский острог.
Первая отправка в Сибирь. -- Предосторожность. -- Облегчение. -- Свидание. -- Прощание с братьями. -- Новые арестанты. -- Прощание с женою. -- Моя отправка. -- Шлиссельбург. -- Контр-адмирал.-- Ярославль. -- Фельдъегерь. -- Губернатор. -- Благотворительность.-- Красноярск. -- Иркутск. -- Крутой спуск. -- Грозная встреча. -- С. Р. Лекарский. -- Цвинг-Ури
В самый день исполнения приговора, 13 июля, начали отправку в Сибирь . Не знаю, почему против принятого порядка заковывали в железы дворян, осужденных в каторжную работу; такому сугубому наказанию подлежат только те из каторжных, которые подвергаются новому наказанию или покушаются на бегство. Нельзя было опасаться побега, потому что на каждого ссыльного дан был жандарм для караула; всех отправляли на почтовых с фельдъегерями. Причину такой предосторожности приписали человеколюбию, чтобы облегчить трудности дальнего пути, да еще к тому в кандалах. Говорили, что заботливое правительство опасалось мести и остервенения народа против нас, чтобы нас на дороге не разодрали в куски; другие же утверждали, что оно этим средством отправки хотело препятствовать распространению вредных понятий, опасных слухов, кои сто человек с лишком легко могли передать народу на пространстве 6600 верст.
Из первых отправили 13 июля восемь товарищей в Нерчинские рудники: Оболенского, Трубецкого, Волконкого, Давыдова, Якубовича, А. З. Муравьева и двух братьев Борисовых. После них отправляли, все по четыре человека, чрез день, весь разряд, приговоренный на поселение. Участь этих несчастных товарищей была самая ужасная, хуже каторги, потому что вместо того, чтобы, согласно с приговором отправить прямо на поселение в менее отдаленные места Сибири, их разместили поодиночке в самой скверной северной ее полосе от Обдорска до Колымска, где земля не произрастает хлеба, где жители, по неимению и по дороговизне хлеба, вовсе не употребляют его в пищу. Иные вовсе не имели там ни хлеба, ни соли, потому что местные жители их не употребляли. Притом после 10--12 тысяч верст переезда были содержимы под строжайшим арестом в местах своего заключения, в холодной избе, не имея позволения выходить из нее. Потом переместили их немного южнее от Березова до Якутска и на берегах Лены. Тем из них, которые были сосланы в Гижигу, Средний и Верхний Колымск, в том числе М. А. Назимову, пришлось в плохой зимней одежде сделать около 2500 верст в оба пути, от Якутска до места их назначения и обратно, верхом на переменных почтовых якутских лошадях, имея ночлеги почти все время под открытым небом, на снегу, при 30 с лишком градусах мороза по Реомюру. Они первое время были совершенно одиноки; ни голос друга, ни луч солнца под северным полярным кругом в то время их не грел, и естественно, что в такой медленной, продолжительной пытке не трудно было некоторым из них лишиться ума, предаться отчаянию, не говоря уже об утрате здоровья: первому из таких ужасных несчастий подверглись князь Шаховской и Н. С. Бобрищев-Пушкин 1-й, второму -- Фурман и Шахирев, третьему -- почти все остальные товарищи этого разряда.
В одном из названных мест, в Среднеколымске, страдал и умер в царствование императрицы Елизаветы изгнанник граф Головкин, бывший кабинет-министр, за которым следовала супруга его. Устное предание гласит там, что в праздничные дни его, больного, силою приводили в церковь, чтобы там терпеть поругание и слушать, как священник по окончании литургии читает обвинительный акт его и приговор его врагов.
Вслед за приговоренными на поселение отправили разжалованных в солдаты по крепостям и острогам сибирским, откуда впоследствии перевели их на Кавказ.