Голгофа - 68

 11
 Мы так были увлечены вышиванием, что не замечали ни снегопада, ни метелей и лишь чрезвычайное событие отвлекло нас от этого занятия. В середине февраля месяца по снежной целине через намёты сугробов, пробились к маслозаводу два грузовика. Было на что посмотреть! Передние колёса автомашин стояли на широченных лыжах, вместо задних колёс – как на танке, гусеницы. Машины след в след шли по снежной целине оставляя за собой настоящую дорогу. Но самое интересное было в том, что одна из машин за собой на стальном тросе тянула ЭМКу. Машины остановились возле здания маслозавода. Из кабин вылезли шофера и два вооружённых милиционера. Из ЭМКи, весь в коже, но в пимах вылез рассерженный мужчина. Он ругался по поводу того, что не чистят дороги, ведущие и к селу и к маслозаводу. Из здания маслозавода вышли работницы, а за ними и наша мама, особо не удивляясь внеплановому приезду грузовиков, но удивляясь ругани сердитого мужчины на снежные заносы на дорогах. Мужчина представился:
- Я инструктор горкома партии, а они, - указал он на мужчин. – Прибыли за продукцией.
- Очень хорошо! – сказала мама, поздоровавшись с приезжими, и не подавая вида, что была извещена о приезде за продукцией вместо экспедитора инструктора горкома партии, продолжала. - У нас склад забит под самую крышу и сыром, и маслом, и картофеля достаточно насушили.
Шоферы и милиционеры принялись сливать воду из радиаторов автомашин. Инструктор ушёл в здание маслозавода.
- А ну бабы, разбирайте мужиков, пока они совсем не околели на морозе, - смеясь, обратилась мама к своим работницам. – Устраивайте их на ночлег и чтобы к утру, они отогретые и в целости были доставлены на завод – будем загружать продукцией транспорт.
Мужчины, обмениваясь с женщинами шутками, побрели за ними в село. Мама вошла в конторку. Продрогший в пути инструктор отогревался, прижавшись спиной к печке.
- Да что же вы в такой мороз в лёгкой одежде в дальний путь отправились! – пожалела мама его. – Погода и снежная и морозная. Ничего мы снабдим вас полушубком.
- Спасибо, не стоит! - поблагодарил инструктор. - Обеспечьте мне ночлег.
- В село идти далековато, да и работницы уже ушли. Можете переночевать в моём доме. Отогреетесь на русской печке, - предложила мама.
- Не могу, не положено, - отказался инструктор, - вы лучше обеспечьте появление утром на маслозаводе местной власти – милиционера.
- Обязательно обеспечим. Ну а если вам при вашей должности не положено ночевать в доме директора маслозавода, то ночуйте в конторке, в ней и тепло и топчан есть, на вешалке тулуп висит – пользуйтесь. В конторке ночью сторож отогревается. Он в печке огонь поддерживает. Скоро заступит на дежурство, думаю, он вам даже полезен будет, коль вы прибыли к нам с ревизией, - съязвила мама, чем дала понять инструктору, что миссия его на завод не является для неё секретом.
 Поздним вечером, обсуждая приезд инструктора, ужинали. Мама попросила свою помощницу – немку, из-за разыгравшейся метели заночевавшую у нас, отнести инструктору ужин – бутылку молока и хлеб, а нам знавшим с какой целью приехал инструктор и с удивлением, взиравшим на происходящее, пояснила:
- Пусть поест – собака не так зла, если сыта. К тому же, где он раздобудет еды в столь поздний час!
 У инструктора от голода сосало под ложечкой, и он ругал себя за то, что в пути съел все бутерброды. Решил лечь спать, чтобы не мучить себя, но прежде вышел на двор облегчиться. Темно, морозно к тому же ветер кидал снежинки в лицо, и негде было укрыться. Пробираясь по сугробу за угол здания думал: «Как же они тут живут: ни дорог, ни туалета. Ко всему видать привыкли. Одним словом – быдло. Черт бы подрал это обкомовское задание: сами бы попробовали сунуться в это захолустье!».
Возвращаясь в конторку, столкнулся с маминой помощницей, испугано спросил:
- Что вам надо? Что вы тут делаете?
- Директор прислала вам ужин.
Инструктор принял ужин и поскорее выпроводил женщину, уловив в её говоре акцент не свойственный местному населению. «Ещё не хватало с лишенцами общаться! Надо выяснить много ли ссыльных немцев с Поволжья работают на маслозаводе» - подумал он. Поужинал и только улёгся на топчан, укутавшись в тулуп, как открылась дверь, вошёл дядя Миша – в одном лице он и сторож, и конюх, и водовоз. Да ещё один из старожилов здешних мест. Инструктор нехотя поднялся.
- Вы кто? – спросил он.
- Сторож я, - ответил дядя Миша.
- Из местных?
- Да откуда же мне быть, как не из села, - удивился вопросу дядя Миша.
- Звать-то как тебя?
- Михаилом кличут, а по фамилии Торсон, да по ней никто меня кроме властей не называет.
«Точно немец», - подумал инструктор. – «Вот влип!» и продолжал расспрашивать:
- Ты с Поволжья прибыл сюда, ссыльный?
- Что ты, паря, местный я! А если фамилия моя тебя смущает, так она ко мне по наследству от прадедов перешла. Может, знаешь, что в давние времена бунт служивых был против царя – так прадед мой из тех бунтарей. У нас в селе многие семьи носят бунтарские фамилии.
«Ну и дела! Хотя сторож из местных жителей, но видно предки его были не русскими», - подумал инструктор.
- Хорошо, уяснил я, местный ты, наш человек. Доверяю тебе, и мне с тобой необходимо кое о чём побеседовать, - как старому знакомому заявил инструктор.
- Беседуй, - неохотно согласился дядя Миша. - Да долго меня не заговаривай, в обход надобно уходить, служба.
- Расскажи мне о директоре, что она за женщина? – этой фразой инструктор попытался усыпить бдительность сторожа и дал понять ему, что его интересуют лишь сплетни про директора по женской части.
- Женщина наш директор серьёзная и глупостей за ней не замечается. Детишки при ней. Дело ведёт умело, старательно, женщина уважительная. Никто от неё грубого слова не слыхал, - обдумывая каждое слово, прежде чем произнести его, рассказывал сторож о директоре.
- Это, конечно, хорошо раз она такая, но мне интересно знать наезжают ли к ней люди из города, и если такое случается, то с чем от неё уезжают? – повёл инструктор настоящий допрос.
Михаил сообразил, что не из простого любопытства пытает его приезжий и решил закончить разговор:
- Мне в обход пора. Посмотреть за складом. Было раз, в такую же темень волки крышу на складе разворошили и проникли к добру.
- А что, много в тот раз сыра и масла утащили? - полюбопытствовал инструктор.
- Да где им! Не успели, прогнали разбойников! - ответил Михаил.
- Почему крыша сделана из соломы? – не унимался с расспросами инструктор.
- Зимой наледь в складе намораживаем, устраиваем ледники, а солома холод хорошо сохраняет, а доски – нет, понятно? – в свою очередь объяснил и спросил в то же время Михаил. – Ты поспешай спрашивать – мне давно в обход пора идти.
- Последний к тебе вопрос: много ли немцев на маслозаводе работает?! – в приказном тоне произнёс инструктор.
- Немец у нас по надобности работает: механика призываем, если сепаратор или маслобойка ломаются. Как справится с поломкой, так и уходит, – ответил Михаил.
- А немка, которая у директора хозяйничает? – поинтересовался инструктор.
- Это точно немка, одинокая она – вот и приспособила её директор к своему домоводству. А чего же здесь плохого. У нас в селе многие приспособили таких же одиноких. Не пропадать же им – люди они честные и умелые.
 - Ладно, карауль свой склад, - отпустил инструктор Михаила, загрузив свою память нужной ему информацией. – Вот только по - утру, пораньше пришли мне местную власть – вашего милиционера.
- Добро! – и Михаил ушёл.
 Дождался момента, когда окно в конторке перестало светиться, начал обход, но немного погодя, решив, что, ни склад, ни завод никуда не денутся, направился к дому директора. Стуком в окно разбудил нас. Мама сняла крючок с двери. Вошёл дядя Миша и прямо с порога тихим голосом, оглядываясь на дверь, будто опасаясь быть услышанным посторонними, сообщил маме, что инструктор похоже не инструктор, а сыщик: он выпытывал у него про заводские дела.
 Ещё не рассвело, а на молокозаводе уже кипела работа: сгружали с саней привезённые с колхозной фермы фляги с молоком; с грохотом волокли их к печке, чтобы молоко отогревалось; готовили сепаратор к перегонке молока; собирали с решёт творог и засыпали его в баки. Мама подошла к мастеру-сыровару, Маше Фонвизиной:
- Маша, в сыроварню никого не впускай. Объясню потом в чём дело, - ответила мама на немой вопрос Маши.
- Как поживают шофера и городские милиционеры,- смеясь, спросила мама женщин.
- Что им сделается, спят ещё, притомились с ночи, - хохотнули в ответ женщины.
Пришёл дядя Миша, а за ним точно бычок на верёвочке, сопливясь от мороза, прихромала местная власть – милиционер.
- Совсем запуржило, дороги замело - машины наврятли смогут пробиться в город, - посетовал дядя Миша и спросил маму. – Загружать транспорт будем?
- Как рассветает, командуй погрузкой! - приказала мама.
- Где инструктор горкома? – спросил милиционер Машу.
- Где ему быть – в конторке! Топай, власть, к нему. Заждался он тебя, - ответила Маша.
Вместе с милиционером в конторку вошла и мама. Инструктор бодрствовал.
- Софья Александровна, - обратился он к маме. – У меня с властью, - и он многозначительно покосился на милиционера, - разговор без свидетелей желателен. Извините.
- Конечно, конечно! Раз есть такая необходимость, я ухожу. Когда понадоблюсь, найдёте меня в цехе, - и мама вышла из конторки.
 Дождавшись, когда дядя Миша увёл всех работниц на погрузку продукции, мама с Фонвизиной запёрлись в сыроварне, и стали прислушиваться к разговору в конторке. Услышанный разговор испугал обеих.
- Вот что, власть! - с угрозой в голосе приказывал инструктор. – Напишешь рапорт, в нём укажешь, что директор маслозавода ворует сыр и масло, а в подручных у неё мастер - сыровар и сторож - немцы. Не забудь указать, что в доме у директора хозяйничает ссыльная немка.
- Но это неправда! – сопротивлялся милиционер. – На заводе случаев кражи продукции никогда не было: мы живём друг у друга на виду. Случись такое, все бы знали и не в обычае в нашем селе кражи.
- Ты что не понимаешь – это приказ сверху?! Не выполнишь – на фронт отправлю и не посмотрю, что инвалид! Иди, выполняй приказ, рапорт принесёшь мне, сам передам куда надо!
Мама с Фонвизиной сидели тихо, и каждая думала не только о себе, но и о родных, наперёд зная, что с ними произойдёт.
- Софья Александровна, что же теперь делать, - и, не дожидаясь ответа, заплакала.
Мама сидела, опустив голову, и думала: «Что же предпринять?». По горькому опыту знала, стоило попасть в лапы НКВД, то из них вырваться невозможно. После раздумий пришла маме в голову спасительная мысль: если власть сволочная, если люди, представляющие её, сволочи, то надо бороться с ними их же методами и успокоила себя, вспомнив пословицу: «С волками жить – по-волчьи выть!». Уверовав в правильность такого решения, обняла Машу:
- Я придумала, как нам быть – всё обойдётся! Посмотри в окно – начинается буран и это нас спасёт! Сделай, как я скажу, хорошо?!
 К обеду машины загрузили. Укрыли продукцию брезентовыми полотнищами, поверх увязали верёвками. Шофёры принялись заводить машины, но куда там! Даже вдвоем рукояткой не могли провернуть коленчатые валы двигателей. Пробовали огнём разогреть застывшие моторы, но буран разыгрался с такой силой, что снег залеплял лица и гасил факелы. Может быть, шофёры, проявив особое старание, и запустили бы двигатели машин, но им этого делать не хотелось: понимали, что рискуют заблудиться и замёрзнуть, если отправятся в путь в такую непогоду. Их ещё удерживало воспоминание о горячей русской печи и не менее горячих объятий, истосковавшихся по мужской ласке хозяек, война которых давно уже сделала вдовами. Как не командовал и не угрожал шоферам инструктор горкома, двигатели машин не заводились. Буран усилился, и инструктор сдался – ушёл в конторку, где его прихода дожидался с готовым рапортом местный милиционер.
- Молодец! - прочитав рапорт, похвалил он милиционера. - Жди повышения в звании!
 Инструктор остался ночевать в конторке. Лежал и радовался тому, что так легко сломал сопливого малого, «тоже мне местная власть!» с издёвкой думал он о милиционере, - «все они подлецы», и с этим убеждением о сельских милиционерах спокойно уснул.

 Инструктор был убеждён, что он, являясь одним из звеньев вертикали власти по отношению к низшему звену вертикали, к этому сельскому милиционеру честен и прав во всём, так как выполняет указание высшего звена – своего начальника. До сознания инструктора не доходило, что от самой вершины вертикали власти, каждое звено по отношению к низшему считает себя честным, и было убеждено, что низшее звено – это нечто из разряда биомассы, способной на подлость, и за которой нужен глаз да глаз, и которую необходимо воспитывать пряником и кнутом. Если это не помогает и биомасса вдруг начнёт своевольничать и не подчиняться, то её без сожаления необходимо менять на другую особь.

Функционируя в такой вертикали власти, инструктор научился выживать, подчиняясь своему сюзерену , не терпя ни каких возражений от своих подчинённых. Он и представить себе не мог, вскормленный этой системой, что по-другому и быть не может. Оказывается, может! И ещё как! От безысходности, от угрозы собственной безопасности, звено, оказавшееся в такой ситуации, сопротивляется, и в результате происходит сбой в гармонии функционирования вертикали власти. Это и произошло на маслозаводе.
 Поздним вечером, практически ночью к нам домой пришли – милиционер, Маша Фонвизина и дядя Миша. Нас с сестрой закрыли в смежной комнате. Мы сообразили, что будет разговор не для наших ушей, но любопытство жгло нас и, приникнув к щелям в дверях, стали молчаливыми и невидимыми участниками беседы взрослых.
- Софья Александровна, - послышался, приглушённый дверью голос дяди Миши. – Вы плетите сеть для инструктора, а я покараулю нашего ворога, не вздумалось бы ему заглянуть к вам в гости. Кто его знает, что ещё у него на уме!
Входная дверь в дом хлопнула - мы поняли, дядя Миша ушёл. Послышался голос милиционера:
- Софья Александровна, я придумал, как заставить замолчать инструктора: надо опоить его водкой и ухитриться заморозить до смерти по дороге в город – путь-то неблизкий!
- Иван! – испугалась Маша предложенного милиционером способа избавиться от угрозы исходящей от инструктора. – Совсем разум потерял, враз нас «раскусят»! Послушай лучше, что Софья Александровна придумала: надо подложить инструктору в ЭМКу «свинью». Ну что глаза вытаращил!? Не настоящую свинью, а пару кругов сыра и кусок масла. Помолчи, послушай меня, - заметив, что милиционер хотел что-то сказать. – Сгоняешь, пока буран не утих, в Новосибирск, и в милицию подашь рапорт о том, что инструктор сам лично из склада сыр и масло забрал, а ещё в рапорте напиши - инструктор угрожал тебе расправой, если ложный донос на работников маслозавода не напишешь, - поучала Маша милиционера односельчанина. – Да, ещё укажи в рапорте, что писал его под диктовку инструктора, - продолжала поучать Маша Ивана.
-Ладно! – согласился Иван.
Заговорщики ещё долго сидели за столом, пили чай и договаривались о том, как следует разговаривать со следователем, если по рапорту откроют уголовное дело. Иван, опустив голову, думал: «Хорошо, конечно, придумали, как защититься от беды, но, вот только милиция всегда воровство больших начальников покрывает. Может и поможет мой рапорт, если, конечно, инструктор не угодил чем своему начальству», и решил, что стоит попробовать побороться с подлецом, хотя и не совсем порядочным способом. После таких раздумий успокоился и загорелся желанием реализовать спланированную операцию. Пришёл дядя Миша и с порога сообщил:
- Спит басурман! Вот гнида, меня вчера пытал о делах на маслозаводе и всё подводил к тому, что ты Софья Александровна, оказывается, у нас главный вор – сыр да масло сбываешь для своей пользы.
- Бог с ним, с этим дураком. Отобьемся! - успокоила всех мама.
 Мы с сестрой слышали, как Иван-милиционер сказал, что завтра поутру отправится в Новосибирск и что буран ему не помеха: собака выведет к железнодорожной станции, а дальше на «пятьсот-весёлом» доедет до города.
 Через неделю буран стих. Возле здания маслозавода стояли заметённые снегом автомашины. Деревенские жители, успевшие откопать входы в свои хозяйственные постройки, пришли откапывать автомашины и освобождать от сугробов выезд на дорогу с территории маслозавода. Дороги, собственно, не было – торчали из сугроба вешки, которыми загодя, ещё по первым снежным заносам была обставлена дорога до самого районного центра. Утром следующего дня автомашины, пробивая сходу, сугробы и поднимая траками гусениц снежный вихрь, двинулись, ориентируясь по вешкам, в Коченёво. За последней автомашиной по разрыхлённому снегу на тросе волочилась ЭМКа с инструктором горкома уверовавшего, что он удачно провёл операцию по отрешению от должности директора маслозавода.
 На выезде из ворот сотрудники маслозавода наблюдали за удаляющимися автомашинами, и каждый из них думал о своём. Сыровары, маслоделы думали о том, что за лето сверх плана наработали много продукции. Четвёрка заговорщиков – мама, дядя Миша, Маша Фонвизина и, успевший до окончания бурана вернуться из города Иван-милиционер, думали – гадали, чем закончится их авантюра.