Голгофа - 49

 11
 На улице нас уже поджидали Галя с Женькой. Объединившись в команду, готовую на очередные проказы, мы решали, чем бы это таким заняться, чтобы было интересно. Женька затянула канючку:
- Есть хочу, есть хочу …
- Женька, мы же только пообедали! - урезонивала сестру Галя, а та продолжала канючить:
 - Галька, я есть хочу….
 Мы решили, отправиться на рынок, развлечься там, да заодно добыть еды. По мере приближения к рынку наша компания разрасталась: узнав, куда мы направляемся, к нам присоединялись друзья. На рынке обычная суета: кто-то предлагал за низкую цену телогрейку, громогласно обещая холодную зиму; мужик, перекинув через плечо связку кирзовых сапог, кричал во всё горло, что у него самые ноские сапоги. Нас влекло в ряды, где пахло жареными семечками, которых «внезначай» можно было «поклевать» и пирожками – любимым угощением. Чтобы не мешать, друг другу в промысле съестного и не пугать торговок, разделившись на группки, разбрелись по торговым рядам. Наша группа из четырёх человек - сестры, Гали, Женьки и меня, имевшей в наличии, по тем временам, довольно приличную сумму – три рублёвых купюры, недолго искала свою жертву: остановились возле торговки пирожками. Женщина, восседая на большом чугуне, закрывая своим задом его горловину, зазывала покупателей многократно выкрикиваемой фразой:
 - А кому пирожки! Горячие пирожки!
 Торговка вопрошающе смотрела на нас и на всякий случай, имевшая опыт общения с подобными покупателями, плотнее усаживалась на чугунок. Наша задача заключалась в том, чтобы торговка видела в нас не мелких воришек, а потенциальных покупателей. Тактика «покупки» пирожков была нами отработана и неоднократно применялась, правда, с переменным успехом. Сестра с Галей, отступив от торговки на несколько шагов, протянули ей два рубля. Поверив, что перед ней действительно покупатели, потеряв бдительность, торговка привстала с чугуна, достала пирожки и протянула их девчонкам. Те чуть- чуть отступили от торговки, так что ей пришлось приподняться, чтобы взять деньги и отдать пирожки. Содержимое чугуна стало доступно нам с Женькой. Ухватив каждый из нас, сколько смог пирожков, мы отошли в сторонку. А сестра с Галей помахали рублями перед носом торговки, так и не купив у неё пирожки, направились к нам. Огорчённая торговка, выругавшись, так и ничего не заметив, уселась на чугунок, и зычный её голос вновь призывно зазвучал:
 - А кому пирожки! Горячие пирожки!
 Самое удивительное было в том, что многие торговцы, конечно, видели нашу проделку, но никто из них и не подумал предупредить жертву, наоборот, наблюдали за процессом обмана, если не сказать, воровства, и посмеивались над торговкой – раззявой. Однако торговцы становились осторожными, когда мы приближались к их товарам: никому из них не хотелось быть предметом насмешек и солёных шуточек и они от греха подальше, а больше по своей доброте, угощали нас деревенской снедью.

 Надо заметить, что в те трудные военные годы люди были добрее друг к другу и зачастую без просьбы помогали страждущим. Перед моими глазами прошло достаточно много нищих, просивших подаяние, и никто никогда не отказывал им в куске хлеба. Не помню ни одного случая, чтобы отказали в еде голодному, тем более ребёнку. 

 Уставшие, но довольные удачным походом на рынок, мы вечером весёлой гурьбой возвращались домой, обсуждая, кто что добыл и как увернулся от подзатыльников бдительных торговок. Чем ближе подходили к дому, тем тревожнее у каждого из нас становилось на душе: боялись взбучки, если родителям станет известно о наших проделках на рынке. Перед дверью квартиры, радость от удачного похода на рынок окончательно покидала нас. Тихо, как могли, проникали в приоткрытую дверь в нашу комнату, Женька с Галей исчезли в своей комнате. Мама поджидала нас, и мы услышали её голос: 
- Нагулялись? Где это вас так долго носило? Мойте руки и помогите собрать ужин, - командовала мама. - Вот, вот придёт с работы отец, да и ваш старший брат должен подойти.
 Мы переглянулись с сестрой - «гроза» миновала, напрасно тревожились и сочиняли в своё оправдание разные истории, которые с нами произошли, и которые нас, якобы, задержали на улице».
Ужин собран. Поздний вечер. В комнате сумеречно. Несмотря на съеденные пирожки нам с сестрой, так хотелось есть, что от голода бурчало в животах. Однако мама не позволяла сесть за стол, объясняя это тем, что хорошо за ужином, собравшись всей семьёй, обмениваться новостями и сообщать друг другу о своих успехах, так сказать, на трудовом поприще. ( Что-то у нас с сестрой вовсе не было желания рассказывать в кругу семьи о наших «трудовых подвигах» на рынке!). Когда казалось, что ожидание ужина продлится вечность, отворилась дверь, первым в комнату вошёл отец за ним старший брат Аркадий.
- Ну, наконец - то! - вырвалось у мамы. - Заждались вас! Светлана с Лёвой чуть не умирают с голоду!
- Всё в порядке,- успокоил маму отец. - Долго поджидал Арика на трамвайной остановке.
 Отец с братом умылись, и мы приступили к ужину. Съели кашу так быстро, что не почувствовали даже её вкуса. Впечатление было таким – будто бы и не ели. Желание есть и есть приглушили горячим сладко - горьким от сахарина чаем и ломтями хлеба, да разговорами. А новости были интересные. Первая и для нас главная – старший брат самостоятельно без помощи родителей (он у нас был всегда сам по себе, то есть решительно самостоятельный) устроился в СПРУ при авиационном заводе имени Валерия Чкалова, а если по-человечески сказать – в специализированное ремесленное училище, а не какое-то там, ФЗО (курсы фабрично – заводского обучения). Мы с сестрой рады были, что наш брат будет СПРУшником, а не ФЗОшником, которых, все кому не лень, обзывали « физически замученными ослами». А было – то этим фзошникам в ту пору чуть более четырнадцати лет и обучались они рабочей профессии под наблюдением опытных мастеров в процессе выполнения производственных заданий. Вот из этих мальчишек и девчонок «ковались» трудовые кадры – токари, фрезеровщики, сварщики, которые, наравне со взрослыми рабочими, в тылу, на наскоро созданных или перепрофилированных под выпуск военной техники заводах, производили оружие и боеприпасы для нужд фронта.
 И знали бы эти дети, волею « вождей» брошенные на трудовой фронт, что через многие годы, когда состарятся, их причастность и заслуги в победе над немецкими фашистами будут определять новоявленные «вожди» и решать «а трудились ли вообще они в то далёкое время? Да, и стоит ли сегодня за давностью лет, по сути, в новом государстве, вспоминать те страшные годы, да и были ли они, те годы, страшными?» И придётся, некогда несовершеннолетним самоотверженным труженикам тыла доказывать, что трудились они действительно, будучи детьми, на трудовом фронте. А хамоватые чиновники, обложив себя всевозможными инструкциями, будут требовать всё новые и новые справки, которые доказывали бы, что, будучи, детьми эти старики трудились в годы войны на военных заводах, ну а если трудились, то именно по производству боевой техники или приравненной к таковой. Да, к тому же, желательно, чтобы и свидетели отыскались, которые подтвердили бы достоверность такого факта.

 Брат сообщил родителям, что снял «угол» рядом с училищем за два рубля в месяц. Комната, в которой он будет жить очень удобная, тёплая. До училища ходу минут пять. С хозяйкой договорился, что за десять рублей в месяц можно будет у неё столоваться. Мама похвалила брата:
 - Молодец, впрочем, ты у нас всегда был молодцом!
Вторая новость оказалась более важной, и она касалась каждого из нас.
 - Николай, - обратилась мама к отцу. - Как всё хорошо складывается: Арик пристроен, и я со спокойной душой уеду на работу в Крутологово. Буду трудиться в должности директора маслозавода, правда, произойдёт это не ранее весны.
Вот это новость так новость! Мы с сестрой сообразили, что придётся помучиться в городе до весны, вернее, до окончания учебного года, но зато после нас ждёт сытая жизнь в Крутологове. Скучать в ожидании отъёзда в сытую жизнь нам не пришлось: на нашу семью обрушились одно испытание за другим.