3 ноября 1997, понедельник.
Работала у новых клиентов Штернов в соседнем доме. Люди они пожилые, детей много, живут бедно, но чисто. Во дворе у них на всю деревню гогочут гуси, кудахчут куры. Они тут, кажется, единственные, кто разводит какую-то живность. Все Штерны от мала до велика – ярко-рыжие, веснушчатые, на классических евреев совсем не похожи. Дети очень общительные, говоруны. Миловидной Рахель 19 лет, она преподает этикет в школе. Скоро выйдет замуж, старший брат ищет ей жениха. Я спросила, знает ли она своего будущего мужа. Нет, не знает, но уверена, что брат найдет хорошего парня. Голде лет 12, она показала мне много спортивных снарядов, на которых они занимаются, продемонстрировала все свои новые платья и рассказала разные девчачьи секреты. Потом прищурилась и спрашивает: «Вы ведь убираете у Жолвиков. Что, у них очень грязно?» «Знаешь, – говорю, – я никогда никому о своих клиентах не рассказываю. И о вас, если кто-нибудь спросит, тоже ничего не скажу». Это произвело на нее впечатление. У них в семье тоже растет девочка с психическими отклонениями. Люди они, безусловно, хорошие, но я проработала у них часов пять и мне предложили только стакан чая, даже без булки. Не думаю, чтобы от жадности. Просто сытый голодного не разумеет.
Сегодня у Жени день рождения, и я пошла поздравить ее, но оказалось, что она уже уехала в Нью-Йорк. Ей предложили работу официантки в баре с хорошими заработками. Я очень рада за Женю. Там – свобода, возможности замечательного города! Надо и мне теребить Виктора, чтобы поскорее выбраться отсюда. Достаточно уже этой еврейской экзотики и бесконечных уборок. Наверное, я гожусь на что-нибудь более достойное!
Возвращаясь с работы, встретила одну симпатичную пожилую украинскую женщину. Мы разговорились. Оказалось, что она уже лет пять работает тут, в Монрое. За все это время всего раза два-три выезжала в Бруклин. Ходит по субботам на гарбидж в Монрой, покупает вещи, отсылает их своим детям. И все. Когда я сказала ей, что хочу поскорее уехать из этой деревни, она принялась меня увещевать, говорить о том, как это опасно, что можно остаться без работы, что нужно держаться того, что есть. А я глядела на нее, и так мне было ее жаль! Неужели и я когда-нибудь стану такой же покорной и буду ходить, как слепая лошадь по кругу? Нет и нет! Мы еще поборемся за свое место под этим солнцем!
Гольдберг в последнее время часами висит на телефоне, проводит телефонные конференции с другими хозяйками с тем, чтобы понизить нам заработную плату. И преуспела. Теперь не только мне, но и другим женщинам платят только по четыре доллара за час, а раньше им платили по четыре с половиной. Это как раз то, что называется сговором капиталистов.
Однако я замечаю, что с тех пор, как работаю по десять часов в день, стала гораздо меньше уставать. Голова о чем-то думает, а руки сами по себе хлопочут. Чаще вспоминаю о доме, о детях. Раньше я не позволяла себе о них думать.
Свободное копирование
