26 сентября 1997, пятница.
Накопилась какая-то усталость, и сдали нервы – сегодня плакала горькими слезами в кусточках по дороге от Кельнеров к Жолвикам. А у Жолвиков выместила все на дочках. В два часа дня ходят по дому в ночных сорочках, как сонные мухи, спотыкаются о горы всякого тряпья, ждут, когда Ольга придет и разгребет все, указывают мне пальцем. И никакая я им не Ольга, а миссис Ладик, и... в общем, сказала все. Девчонки надулись и побежали жаловаться. Я приготовилась к тому, что меня сейчас выгонят в три шеи. Однако миссис Жолвик обращалась ко мне подчеркнуто любезно и уже не так, как прежде: «Ольга, сделай то-то и то-то», а «Ольга, не могла ли бы ты...», как это принято у порядочных американцев.
Аллы нет, а вместе с ней нет и моих 30 долларов. Женя говорит, что Алла, ни с кем не простившись, уехала, прихватив чужую кожаную куртку.
Наверху уже начался шаббат, хозяева с детьми распевают, кто во что горазд. Вот бы взглянуть, что у них там и как, да знаю, что нельзя. Миссис Жолвик сегодня сказала, что через неделю евреи будут отмечать свой Новый Год.
Завтра из нашей деревни поедет микроавтобус в Бруклин. Можно присоединиться и провести там несколько часов. Мне кажется, что я уже немного приноровилась к работе и у меня хватит сил на путешествие. Ехать одна я еще не решаюсь – далеко, часа три езды в одну сторону. Дороги не знаю и боюсь, что, спросив, не пойму объяснений. Я еду в Нью-Йорк!
