Глава 16. На новом месте
По подсказке двоюродного брата Шацкого Дмитрия, который работал на оборонном заводе, и с его помощью я перебрался из деревни в небольшой приморский посёлок с названием Двуякорный. Здесь находился завод, который занимался гидроакустическими исследованиями и испытанием новейших гидроакустических систем.
В начале июня 1954 года (мне было 17 лет) я поступил матросом в морской цех. В первый же день моей работы на море было волнение больше двух баллов. Мы болтались в море около восьми часов. Катер водоизмещением 50 тонн сильно качало. Через некоторое время радист лёг пластом на планшир и беспрерывно кормил рыб содержимым своего желудка.
А мне – хоть бы что! Я стою в ходовой рубке, совершенно спокойно взираю на радиста и не понимаю его страданий. На своём посту у штурвала стоял капитан катера.
- Ты первый день на море или бывал раньше?
- Нет, не бывал.
- Тогда почему же тебя не берёт морская болезнь?
Тут я сообразил, что беспомощное состояние, землистый цвет лица и почти безумные глаза и есть проявление морской болезни. На вопрос капитана я пожал плечами.
Задняя переборка ходовой рубки имеет отделение, в котором размещается рация, небольшой откидной столик и стул для радиста. Взглянув на рацию, я вспомнил, что у нас в деревне некоторое время квартировалась рота солдат, которые занимались поиском и уничтожением боеприпасов вокруг села. Солдаты ходили с рацией за плечами, включали её, вели переговоры с помощью телефонной трубки. А мы (пацаны) крутились рядом, присматривались, потом азартно обсуждали, как это делается. К моему изумлению рация оказалась точно такой же. На передней панели тревожно замигала красная лампочка, и я помню, что это был сигнал вызова.
- Кто-то вызывает нас по рации, - сказал я капитану. Капитан попытался поднять радиста, но тот, весь обвешанный зелёными слюнями, с выпученными глазами, не понимал, что надо ещё выполнять какой-то долг. Капитан вернулся в рубку.
- А ты случайно не знаешь, как включить рацию?
Я знал. Я помнил, что солдаты щёлкали клювиком включателя, снимали трубку и на ней нажимали кнопку. Я так и сделал. В ней сразу же послышался голос радистки с центра.
- Вобла, вобла, отвечай, где ты пропал?
- Это наш позывной, - сказал капитан, - а центральный пост - «Вышка», отвечай им.
- Алло, Вышка, это Вобла, - начал я несмело. А в трубке вдруг раздался грубый голос начальника полигона:
- Уволю, … твою мать! Марш из рубки! Отдай трубку капитану.
Я с перепугу вскочил и уронил трубку, которая повисла на проводе. Капитан взял её и пытался говорить, но у него не получалось. А в это время из трубки извергался поток многоэтажных «приветствий». Я вспомнил про кнопку на трубке, показал капитану, тот нажал её, и тоже зычным голосом заставил умолкнуть словоохотливого начальника. Затем объяснил ситуацию и получил указание возвращаться в бухту. На другой день на катер пришёл другой радист. Того, вчерашнего, уволили. Вообще, теперь радисты менялись часто.
А меня радио привлекало. Началось моя любовь к нему ещё в отроческие годы. Правление колхоза наградило радиоприёмником бригаду, состоящую из жителей нашей деревни. Радиоприёмник без инструкции никто не мог включить, а у меня это получилось, поэтому я был назначен ответственным за его включение и выключение.
Сейчас, когда катер приходил в заданную точку, команда некоторое время была свободна. Я в это время крутился возле радиста, наблюдал, расспрашивал. Вскоре я уже знал позывные всех радиоточек, мог подстроить частоту для связи с любым оператором Кроме того, радист по совместительству был гидроакустиком. По особой команде с вышки он включал гидроколонку для прослушивания морских глубин и сопровождал проход самодвижущегося под водой аппарата, засекал по секундомеру и докладывал в центр.
Свободное копирование
