VII. Одесса. 1892-1894
Осенью 1892 года я переехал в Одессу, куда приглашен был в сотрудники "Одесского листка", издающегося В. В. Навроцким. Между прочим мне поручен был отдел театральной хроники. Кроме меня театральныя рецензии в "Одесском листке" писал также и г. Куперник, в то время проживавший в Одессе. Упоминаю я об этом вот почему: в составе труппы находился некий Днепров, который, как и большинство бездарностей, отличался выдающимся самомнением: будучи в действительности только "мужем актрисы", он, тем не менее, требовал, чтобы гг. рецензенты в своих отзывах о нем были деликатны; за неисполнение-же этого требования угрожал.... своей фигурой, довольно внушительной. Благодаря тому только, что рецензии писались двумя лицами, но за одной подписью, г-н Днепров, не зная наверно, кто автор заметок, постоянно только угрожал, но угроз в исполнение не приводил, боясь ошибиться. Отрадно, конечно, что и в настоящее время имеются еще "лицедеи", принимающие неблагоприятный о них отзыв как об артистах за личное оскорбление, но это факт.
Антрепренером в городском театре в Одессе был Иван Николаевич Греков, у которого, ко времени моего приезда, подвизались две труппы: драматическая и оперная; режиссером первый был Михаил Васильевич Аграмов, а второй г-н Г. Ф. Гордеев.
Прежде чем перейти к воспоминаниям об этом сезоне, скажу несколько слов о самом театре. Когда я впервые вошел в него -- я был поражен! Я не знал чему больше удивляться, роскоши-ли отделки или удобствам, предоставляемым посетителям. Когда я, однако, спустя месяца два, уже привыкнув к театру, стал всматриваться, так сказать, во внутреннюю его жизнь, я понял, что не все то золото, что блестит; я взглянул на обратную сторону медали и для меня стало ясным, что город, потративший полтора миллиона на постройку театра, ничего или очень мало сделал для того, чтобы театр этот поддержать; я уже не удивлялся, что гг. антрепренеры одесского театра постоянно прогорали. В недавно напечатанном в "Одесском Листке", отчете, за десятилетие городского театра, (1-го октября 1897 года), я нашел следующий список его антрепренеров, (привожу в последовательном порядке): И. И. Черепенников, I. Я. Оетов и А. С. Ящук, И. Н. Греков, товарищество Гордеев, Бедлевич, Супруненко, товарищество Гордеев и Бедлевич, Георгий Федорович Гордеев и наконец, с 1897 года А. И. Сибиряков. Итого, за десять лет семь антреприз, из коих шесть неудачных, а о седьмой еще рано говорить! Такая частая перемена антрепренеров, в числе которых были лица несомненно понимавшия театральное дело, должна-же иметь какую-нибудь причину! И причина эта есть, она заключается в том, что городское управление, построив театр и затратив полтора миллиона рублей, порешило, что им уже все сделано и что остальное зависит от антрепренеров. Городское управление упустило из виду. одно только обстоятельство: что одесский театр для своего содержания требует таких ежедневных затрат, которые не по силам частному липу. Какие-бы доходы антрепренер ни извлекал, большая их часть пойдет на содержание собственно здания и потому останется весьма мало на покрытие расходов по содержанию трупп, а в силу этот и состав последних не может быть выдающимся. Городское управление в этом отношении на встречу антрепренерам не шло, а ограничивалось лишь тем, что избирало директора театра и делало мелкия хозяйственные распоряжении. Так, директором театра оно избрало грека Хионаки, представление о котором я, в бытность свою в Одессе, получил по следующему факту: в день празднования Фонвизинского юбилее поставлен был "Недоросль" и Хионаки, директор театра, громко заявил, что удивляется постановке подобной ерунды, при чем сожалел, что не знал об этом раньше, так как, в силу своих полномочий, пьесу эту ставить не позволил-бы. Вообще, вся деятельность г. Хионаки, ежедневно-занимавшего аккуратно свое место в пятом ряду, была какая-то анекдотическая; он заботился исключительно о том, чтобы посторонния лица не могли попадать за кулисы; это был скорее какой-то сторож при входе за кулисы, чем директор театра; а деятельность других городских представителей, не исключая городского головы Г. Г. Маразли? Его заботы об улучшении театрального дела проявились дважды и в такой форме: возвратившись из Парижа он распорядился, чтобы капельдинеры обязательно одевали красные жилеты, чему они безпрекословно подчинились; вторым его распоряжением было воспрещение капельдинерам носить усы; это распоряжение вызвало ропот, капельдинеры подавали просьбы, заявляли, что бритые они до того похожи друг на друга, что публика их постоянно смешивает, принимая одного за другого и т. д., но распоряжение осталось в силе! Каких либо существенных мер к улучшению театрального дела, по крайней мере в бытность мою в Одессе, городское управление не предпринимало и мотивировало это тем, что нет средств. Одесса мне напоминала промотавшегося помещика, который на последния деньги купил золотое блюдо и, назвав гостей, преподнес им на этом блюде корки черстваго хлеба. Затратив на театр полтора миллиона, город преподнес гражданам этот театр, но не подумал о том, что в таком театре должно быть соответствующее в эстетическом смысле угощение, также требующее средств, которых у него и не оказалось. Когда я уже оставлял Одессу, одним из гласных, В. В. Якуниным, был подан проект о замене директора театра коммиссией. Проект этот был принят, но в коммиссию опять таки попали лица, в театральном деле столько-же смыслившия, сколько и г. Хионаки, к слову сказать, тоже в эту коммиссию попавший. Спрашивается, что может выиграть театральное дело,-- раз в коммиссию избирают не знатоков дела, а лиц, которым из приязни желают предоставить почетную должность. Так и вспоминаешь пьесу "Друзья-приятели", есть там такая приблизительно тирада: "выберут тебя в почетные мировые судьи, будешь ты заседать, глазами хлопать и в почете состоять"! Такова, к сожалению, и роль одесской театральной коммиссии. Должен оговориться, я пишу о том, что было до 1894 года, быть может теперь произошли какие-либо перемены во взгляде думцев на театральное дело. Если-да, остается только радоваться!
Свободное копирование
