Когда г. Пащенко оказался несостоятельным, театр, где подвизалась опера, перешел в аренду к Н. И. Новикову, содержавшему драму. Таким образом, в сезон 1876--77 г. в Харькове были две драматические труппы: Новикова, и Дюкова.
Сезон драмы 1875--76 г. памятен мне главным образом по боевой пьесе а Сестра Тереза" ("за Монастырской стеной"). Эта мелодрама выдержала более 25 представлений и всегда при полном сборе. Запастись билетом, на эту пьесу было очень трудно и надо было прибегать к протекции Дюкова и его кассира Бородая, да и то чуть-ли не за неделю, чтобы иметь возможность попасть в театр. Ставилась "Сестра Тереза" при таком распределении ролей: Тереза -- г-жа Аграмова, Гуэльмина -- г-жа Ю. И. Лаврова, Эмпони -- Н. И. Новиков, Донато -- Горев, и Теодор -- Гарин; исполнительниц ролей двух старших "сестер" я не помню. Безспорно, пьеса исполнялась прекрасно, сцена посвящения Гуэльмины (в третьем акте) велась г-жами Аграмовой и Лавровой с таким увлечением, что в редких случаях эта сцена не вызывала слез у зрителей, но, по моему мнению, главной приманкой для публики служила не столько прекрасная игра артистов, сколько делаемыя в этой пьесе разоблачения иезуитской деятельности католического духовенства; чуть-ли не каждая фраза двух старших "сестер" приводила публику в восторг, вызывая бурю рукоплесканий. На сколько пьеса эта произвела сенсацию в харьковском обществе видно хотя-бы из того, что одно время пошли слухи о предстоящем запрещении ее постановки, о чем будто-бы хлопотало одно духовное лицо высшей иерархии. Если слухи эти и были даже несостоятельны, что впоследствии и подтвердилось, так как пьеса запрещена не была, то самый факт появления подобных слухов достаточно свидетельствует, на сколько пьеса эта была одно время в Харькове злобой дня. Благодаря "сестре Терезе", дававшей Дюкову прекрасные сборы, ему конечно, нечего было заботиться о разнообразии репертуара, к чему, как известно, антрепренеры прибегают только при плохих делах. "От добра-добра не ищут", доваривал Дюков,-- "есть у меня кормилица на этот сезон -- ну и Слава Богу, а другие пьесы прибережем для будущего сезона". С точки зрения антрепренера Дюков был совершенно прав, тем более, что он для публики сделал все, от него зависящее: составил хорошую труппу, а если этой труппе приходилось мало работать или выступать преимущественно в одной "хлебной пьесе" -- не его вина! Что и другие пьесы, если-бы в постановке их была надобность, могли быть хорошо обставлены, служит лучшим ручательством приглашение в режиссеры г. Аграмова, считавшегося всегда лучшим, после А. А. Яблочкина, режиссером. Была в описываемый сезон еще одна пьеса, если не боевая, то все-же часто ставившаеся и хотя пьеса эта никаких сборов не давала, но шла она не меньше 10-ти раз. Я говорю о "Разбойниках". Дело в том, что "Разбойники" служили всегда запасной пьесой на случай замены какой-либо другой по болезни артиста или артистки; насколько аккуратно всякая отменявшаеся пьеса заменялась "Разбойниками" видно хотя-бы из того, что в тот сезон имелось в запасе большое количество заранее приготовленных печатных анонсов такого содержания: "по болезни, (оставлено место для прописки фамилий заболевшего артиста или артистки),-- вместо назначенной на сегодня пьесы, поставлена будет пьеса "Разбойники". Участвуют: Аграмов, Лавров и др.". Режиссер, конечно, руководствовался тем, что в пьесе этой мало главных действующих лиц. Франца Моора играл Аграмов, Карла Горек, а старика Моора И. И. Лавров, кстати сказать, прекрасно исполнявший эту роль, чего нельзя сказать о г. Аграмове, которого публика, как актера, вообще не долюбливала.
Надо заметить, что Аграмов сильно любил роль Франца Моора, которую он считал почему-то своей коронной и если кто-либо в труппе по праву претендовал на эту роль, то H. Н. Дюков убеждал его не играть Франца, дабы не задевать "больное место" Аграмова и его не огорчать. Кроме Аграмова, я знал еще одного актера, который роль Франца считал одной из лучших в своем репертуаре, хотя исполнял ее очень не важно. Это был Никифор Иванович Новиков.
Особенно возмущался заменами Аграмова кассир Бородай, вообще человек очень смирный и невозмутимый; да и нельзя было не возмущаться, когда приходилось возвращать публике почти весь сбор. "Разбойники" шли нередко при пятидесяти рублях и чтобы театр был хоть сколько-нибудь наполнен, Мишенька (как звал Бородая г. Дюков, а также и все театралы) предлагал многим занимать места безплатно, но и на такое предложение соглашались только из любезности.
Свободное копирование
