Антрепренером Русского театра в Одессе Милославский стал в 1877 г. Арендовал он этот театр у бр. Рафалович, приехав в Одессу из Харькова с сорока руб. в кармане. Еще не имее контракта М--ий пустил слух, что театр им снят и сейчас-же занялся отдачей арендных статей. Задатками, полученными от контрагентов, М--ий внес аванс, подписал контракт и стал собирать труппу. Время было благоприятное: проходившие через Одессу, по случаю войны, войска дали громадный наплыв посетителей, сборы были постоянно полные и М--ий заработал значительную сумму. Впоследствии он от антрепризы отказался, а сдавал театр в аренду, принимая, впрочем, участие в спектаклях на разовых. Получал он поспектакльно 150 руб. и от этой цифры никогда не отступал. В 1880 г. H. К. выступал несколько раз, но был уже до того слаб, что с трудом мог доиграть спектакль и то при помощи разных возбуждающих средств. Одно время он держал в своем театре итальянскую оперу. Последний год своей жизни H. К провел в совершенном одиночестве, имея при себе только доктора Попича, которого он очень любил и который своим искренним к нему участием вполне стоил этой любви.
Мало того, что Милославский с сорока рублями взял в аренду театр, ему везло и дальше: так, напр. костюмы, стоившие больше двадцати тысяч руб. и заложенные Раппортом и Меньшиковой после неудачной их оперной антрепризы в Одессе, были приобретены Милославским с торгов чуть не за три тысячи руб. Известно, что являться на аукцион при продаже театральных костюмов почти нет охотников и как ни дорого они стоят антрепренеру, но в продажу идут за гроши. Милославский этим и воспользовался и, для признания торгов правильными взял с собой г-жу Софью Дорфман, о роли которой в театре сообщу в своем месте. Она прибавила к объявленной цене рубль, Милославский накинул два, Дорфман отказалась и имущество осталось за Милославским. Об этих костюмах много говорили в Одессе после смерти Милославского по следующему поводу: наследник его генерал Фридебург явился как-то в Русский театр для осмотра завещанного ему имущества, а через несколько минут после его ухода костюмы эти, застрахованные в 15 тысяч р., загорелись. Возникло дело о поджоге, но виновников не оказалось и дело было прекращено.
Как антрепренера, местная пресса H. К. не любила; вылазки против него появлялись в одесских газетах чуть не ежедневно. Особенно преследовал его г. Озмидов, редактор "Новор. Телеграфа". Но и H. К. в долгу не оставался: его ответы, в виде открытых писем и даже объявлений, производили фурор. Помню, было как-то объявлено М--м, что редакции местных газет приглашается прислать в контору театра за рецензентскими билетами. Сотрудник "Одесского Листка" г. Краев поместил в газете резкую против М. заметку по поводу этого объявления и закончил ее следующей фразой: "Жаль, что М--ий не написал еще в каком костюме надо являться в контору". М--ий на следующий-же день написал ответ в отделе объявлений: "явиться в контору можно в любом костюме, только не в арестантском халате". Если добавить, что г. Краев за какие-то проступки когда-то содержался в тюрьме, то станет понятным тот фурор, который произвел М--ий своим ответом. Доставалось, впрочем, и М--му. Назначил он свой бенефис и объявил, что на сцене будет масса зверей девственных лесов Америки. Конечно, зверей никаких не было, а выведен был принадлежавший М--му осел. Рецензент "Новор. Телегр.", порицая М--то за его рекламу заметил, что на сцене, кроме осла, других зверей не было. М--ий все-же в долгу не остался и в отделе объявлений возразил, что он видел в театре не одного, а двух ослов: своего -- на сцене и редакционного в третьем ряду кресел. Подобного рода "полемика" допускалась в то время в Одессе; одесские газеты, полемизируя между собой, доходили до того, что порядочные люди брезгали брать их в руки; каких только обвинений не взводили сотрудники друг на друга; и в шантаже, и в краже, и в вымогательстве и пр. Я указываю на это для того, чтобы объяснить, почему М--ий так свободно мог "объявлять" и об арестантском халате и об ослах и пр. Таково было настроение одесской прессы, настроение, от которого она еще и поныне не может совершенно отрешиться. Вражда между Милославским и Озмидовым дошла до того, что М--ий обучил своего попугая ежедневно повторять: "Озмидов д--к, Озмидов б--в"; сколько ни старались общие знакомые помирить врагов, еще недавно бывших большими приятелями, но старания ни к чему не привели: так врагами и сошли оба в могилу.
Вспоминая о М--м, не могу не указать на одну громадную его ошибку: эта ошибка, сделанная М--м быть может против его воли, принесла не мало вреда русской драме. М--ий, будучи доверенным лицом г. Сура, пригласил в Одессу в 1871 г. русскую оперетту, во главе которой стояли Корбиель, Лентовский, Медведев и др., и назначил им такие значительные оклады, о которых драматические артисты и понятия не имели. Оперетка имела громадный успех. И масса прекрасных драматических артистов, которые могли-бы стать гордостью русской драмы, перешла в оперетку, исключительно побуждаемая крупными окладами. Положим, с течением времени многие из отступников вернулись обратно, но это ими делалось не по собственной инициативе, а в силу обстоятельств: оперетка пала и драма опять стала занимать подобающее ей место, жирных окладов оперетка уже не могла выдерживать и пришлось идти назад, идти туда, где кусок хлеба более обеспечен".
Заговорив об оперетке нельзя пройти молчанием следующий характерный факт. В то время как иностранцы -- антрепренеры поддерживали у нас серьезное драматическое искусство, русские антрепренеры вводили у нас балаган, именуемый опереткой. Антрепренер одесского городского театра -- итальянец Фолетти держал прекрасную русскую драму; другой одесский антрепренер немец -- Сур держал русскую оперу и русскую драму: немец Бергер также привез в Одессу русскую оперу. А оперетку в Одессе насадили русские антрепренеры: сначала Н. И. Новиков, а затем и H. К. Милославский. И что еще более непонятно: ведь г. Новиков и Милославский были крупные драматические артисты. Что общего имели они с опереткой? Тоже, к сожалению, приходится сказать и о I. Я. Сетове, киевском антрепренере, насадившем оперетку в городском театре и отодвинувшем оперу на задний план. К стыду Киева -- оперетка процветала с разрешения городского управления.
Впрочем, период власти оперетки был в Одессе непродолжительный; существовала она, положим, долго, да еще и теперь, благодаря Киселевичу, нередко выплывает, но успеха она не имеет, а это лучшее доказательство, что время ее миновало. В подтверждение падения оперетки в Одессе, можно привести целый ряд последовательных крахов: после Сура на оперетке прогорел г. Омер, затем г-жа Троцкая, далее г. Арбенин, Бураковский, Лианов, а теперь постоянно горит (а недавно совершенно прогорел уже) и г. Киселевич.
Свободное копирование
