Как же жили каширские дворяне среди своей сельской обстановки?
Множество исторических материалов указывает на то, что реформа в дворянской службе и в образовании встретила массу противодействий, уклонений, побегов; жалобы на уклонения от службы встречаем беспрестанно и в царствование Анны, и в царствование Елизаветы. Однако в общем реформа глубоко захватила весь служилый класс, заставив его надолго оторваться от старых насиженных гнезд и даже увести с собой свои семьи, своих детей, которые в силу этого росли и воспитывались в иной обстановке. Описывая уединенную жизнь своей матери, наш мемуарист говорит: "Околоток наш был тогда так пуст, что никого из хороших и богатых соседей в близости к нам и не было. Все дворянство находилось тогда в военной службе, и в деревнях живали одни только престарелые старики, не могущие более нести службу или за болезнями и дряхлостью отставленные, и всех таких было не много". Тем не менее вокруг полковницы как самой чиновной особы околотка составился кружок лиц, очень любопытных для характеристики того времени.
Сама помещица по сознанию сына была женщина нравная и неуступчивая, хотя, в сущности, не злая. Старинная деревенская дворянка, она плохо сходилась с мужем, человеком своего времени по воспитанию. В лице ее перед читателем записок встает один из самых незамысловатых типов старо-русской женщины; эта единственная дочка отца воспитывалась подобно той старушке, которая говорит в воспоминаниях Дмитриева: "Мы у батюшки с матушкой отлично воспитаны были: одного меду не в проедь было". Полковница крепко хранила свой старый закал; житье в немецком крае, общество мужа и его приятелей не имели на нее влияние, и она осталась до смерти "старого века госпожой", как находил сын. Незаметно, чтобы она знала грамоту, а, впрочем, сынка строго заставляла учиться. Овдовев, еще не старая, она крепко засела в единственной уютной комнатке своего домика, очень редко выезжала, и то только на богомолья, скоро отвыкла выходить за порог, и, наконец, совсем слегла в постель, чувствуя слабость ног и преждевременную дряхлость. Привыкнув к лежанью, она уже боялась спускаться с постели, а если и решалась, то с отвычки падала, зашибалась и затем надолго отказывалась от движенья. Сын видел, что не лета уходили мать, а обрюзглость, слабость и хилость, что, по словам иностранцев, часто бывало уделом русской женщины старых времен; это являлось следствием сидячей неподвижной жизни в тепле и неге при отсутствии всякой живой деятельности, всяких возбуждающих интересов.
По своей набожности Болотова входила в тесные сношения с духовенством своего прихода, и ее духовник, священник погоста Николы Чудотворца в Русятине, был ее главным советником и дорогим гостем. Записки относятся к этому лицу с тонкой, но едкой иронией; мемуарист всю жизнь был глубоко религиозен, но это не мешало относиться к духовенству иронически, иногда с оттенком презрения. Это пренебрежительное отношение нашего дворянства отметил исследователь Знаменский в своем труде "Приходское духовенство в России"; среди грамотного дворянства оно вызывалось низким умственным и нравственным уровнем сельского духовенства и его несамостоятельным положением, заставлявшим заискивать у помещиков; сельский священник весьма мало соответствовал скромным требованиям, с которыми сознательно набожный человек того времени мог относиться к церковному пастырю.
Но духовник помещицы Болотовой с выгодой для себя отличался от многих своих товарищей: "Сия духовная особа, -- говорят записки, -- была совсем отменного характера, нежели прочие деревенские попы... отец Илларион был не только умнее сотни других попов, но и вел себя степенно, важно, осанисто и так, что не можно было не иметь в нему почтения". Он любил говорить и говорил складно и занимательно; но главной темой его рассказов были повествования о его приказных делах и хлопотах, которым он предавался со страстью чуть ли не весь свои век вследствие непримиримой вражды к своему товарищу, другому попу того же прихода, отцу Ивану. "Чудное поистине дело, -- восклицает мемуарист. -- Целый свой век старались они друг друга погубить, но никто не мог ничего другому сделать, и вся польза от их вечной тяжбы была та, что оба они обеднели и обоих в консистории обирали, а без того были бы они богатые люди, ибо приход был богатый". Духовник обращал особенное внимание на полковницу как на самую чиновную и знатную особу прихода; у нее на дому он часто служил всенощные и молебны, и, помимо того, часто заходил побеседовать. Набожная беспомощная вдова сильно поддавалась его влиянию, слушая его "сладкие рассказы", и никакого семейного дела не предпринимала без его совета; с своей стороны она всячески старалась ему угождать и помогала в его хозяйственных нуждах. Чтобы держать в руках духовную дочь, отец Илларион пускал иногда в ход меры, весьма схожие с теми, какими в позднейшее время сельское духовенство устрашает крестьян; "мстительный и злопамятный", по мнению автора записок, он "связал на духу" помещицу, то есть не дал ей отпущения грехов, за то, что она не исполнила какой-то его просьбы; в этой каре он давно внушал ей смертельный страх. Бедная женщина захворала от ужаса; а духовник заставил себя долго умилостивлять, чтобы выхлопотать отпущение. Но и после этого случая добрые отношения их не изменились. Если Болотова рисковала иногда выехать на богомолье, отец Илларион, несмотря на преклонные годы, сопровождал ее верхом на своем коне.
Свободное копирование
