Записки человека - 1

[ГЛАВА I]

ПЕРВЫЕ ГОДЫ ЖИЗНИ ДО ПОСТУПЛЕНИЯ В ШКОЛУ

 Мне трудно забыть день своего рождения: я родился 1 января 1807 года. Кто стоит почти у одного из двух пределов, указанных царем Давидом человеческой жизни[1], тот, при самом скромном о себе понятии, имеет, однако ж, право думать, что воспоминания его не будут лишены известного интереса. В течение семидесяти лет мне приходилось слышать, видеть и наблюдать многое, что стоит быть занесенным в записную книжку и может пополнять собою материал русских мемуаров. Я не был пассивным созерцателем происходившего пред моими глазами, не сидел сложа руки, а целый век провел в трудах. Конечно, сферы моей трудовой жизни были не высокие и обширные, а скромные и ограниченные; но история общественного развития той или другой эпохи почерпает для себя источники не из одних сказаний передовых, именитых деятелей: для полноты и целости она требует осмотра всех элементов, всех слоев народного быта: высшего, среднего и низшего. В этом отношении наблюдения каждого члена общества, к какому бы слою его ни принадлежал он, законный и полезный вклад в общем итоге современных свидетельств. Поговорка: "Большому кораблю большое плаванье" не отрицает выгод мелкого плаванья, когда имеешь возможность заходить в такие воды и осматривать такие местности, которые решительно недоступны большим кораблям потому именно, что они велики. Так и мне, при моем мелком плавании, суждено было наблюдать некоторые общественные движения, или окончательно отошедшие в область истории, или еще продолжающие свое существование, или только что возникшие. Я вырос среди полного разгара крепостного права и видел безвозвратное его уничтожение; долгое время принимал я живое и деятельное участие в периодической литературе; служба моя началась и продолжалась в педагогическом мире. Вот уже три статьи, по которым я могу сделать немало сообщений. Кроме общественных факторов есть еще явления общечеловеческой природы. Наблюдения над ней, необходимые для характеристики человека как человека, независимо от его внешнего положения, я всегда ценил и ценю очень высоко. Самое название предлагаемых записок ("Записки человека") достаточно показывает мое понятие об этом предмете. Да позволено мне будет кстати припомнить здесь то, что было напечатано почти тридцать лет тому назад, в первом отрывке из моих записок.

 "В странной судьбе имен, в их неправом величии или незаслуженном презрении, я вижу закон неизменного движения истории. Это -- в малом виде изображение великого шествия человечества, преобразование общей участи в судьбе частного предмета. Просвещение сделает со словами то же самое, что оно делает с людьми. История первых указывает на историю последних, на историю мира, которая есть суд миру и вместе его возвышение. Она поражает все несущественные, внешние признаки предметов, которые приковали к себе внимание легкомысленного человека, и мало-помалу открывает в полном достоинстве их признаки внутренние, существенные. Предмет, закутанный в покровы лжи, является тогда в неискаженном, естественном значении. Постепенное освобождение себя от внешнего, наносного, постороннего и торжество внутреннего, нашей родовой собственности -- вот задача всех и каждого. "Я хочу от людей немногого, -- сказал один из тех, которые живут, чтобы мыслить и страдать, -- хочу, чтоб люди были истинны"[2]. Но в этом немногом -- все. Людям часто всего труднее быть людьми. Однако ж желание великого страдальца мысли непременно исполнится. Рано или поздно мы выработаем себя: мы сделаемся истинными. Тогда, конечно, не будет лжи и в употреблении имен, как не будет ее в употреблении наших сил и способностей. И вот языческий поэт произнес уже великие слова: "Я человек, и все человеческое мне доступно"[3]. Это изречение должно служить твердым лозунгом живущего, похвальным надгробием умершего. И вот другой поэт, поэт христианства, заставляет Гамлета совлечь с человека блестящий внешний признак и о родителе-царе сказать как о родителе-человеке: "Человек он был". В этих словах такой похвальный отзыв, дальше которого идти невозможно" {"Отеч[ественные] записки", 1847, декабрь[4].}.

 Родина моя Сапожок, уездный город Рязанской губернии, стоящий при реке Машке. Несмотря на свой несколько романтический титул (Сапожок на Машке), он ничем не отличается от многих других уездных городов, вся особенность которых, если только называть это особенностью, заключалась в том, что они имели кирпичные заводы {Эти заводы спасали, однако ж, учащихся при старом способе преподавания русской географии, когда на экзамене требовали не только перечета губернских и уездных городов, но и указания, чем каждый из них примечателен. На последний вопрос ученик обыкновенно отвечал: "Имеет кирпичные заводы", вполне уверенный, что ошибки не будет. Но раз при таком ответе вышел забавный казус. Один из московских преподавателей, г. Иванский, автор "Краткой географии для детей", по руководству статского советника и кавалера Гейма[5], производил экзамен в присутствии директора и инспектора гимназии и ассистента, также преподавателя географии, И.Г. Лихарева. После множества одних и тех же ответов: "Имеет кирпичные заводы" -- Лихарев неожиданно остановил ученика: "Неправда, там нет кирпичных заводов". -- "Как нет? -- возразил смущенный преподаватель, -- загляните в любую географию". -- "Я знаю, что они были, -- спокойно отвечал Лихарев, -- но нынешнею весной сгорели". Против пожара, как Божьего наказания, сказать было нечего: все замолчали. По окончании экзамена Иванский подходит к Лихареву: "Что, ты говорил серьезно или шутил?" -- "Будь покоен, любезный друг, целехоньки твои кирпичные заводы, но, признаться сказать, они мне до того надоели, что я решился один из них сжечь".}.