В 1875 году, недуманно-негаданно, играл я "Гамлета" (еще в старинном переводе Полевого). Роль эта казалась мне всегда до того трудной, ответственной и непосильной, что я отказывался от нее решительно даже и тогда, когда сама дирекция предлагала мне в ней выступить. Но тут я играл из самолюбия, по капризу.
Вероятно, до сих пор многие помнят, какой продолжительной и озлобленной брани подвергался я в те времена. Господа журналисты были беспощадны. Они избрали меня вечною мишенью и в продолжение долгого времени в эту мишень направляли свои стрелы, преисполненные яда и ничем невызываемой с моей стороны ненависти. Мало того, что разносили меня, как актера, но даже вторгались в мою частную жизнь и прямо клеветали на меня, инсинуировали. В 1875 году, месяца за два до моего бенефиса, вдруг я читаю в одной из газет, особенно энергично глумившейся надо мной, что ей известно "из достоверных источников" о моем намерении сыграть в свой бенефис Гамлета. По этому поводу было приписано несколько дешевых острот и каламбуров. Через несколько дней в этой же газете появляется сообщение, что "дирекция благоразумно отказала мне в постановке на бенефис этой Шекспировской трагедии".
Как та, так и другая заметка заключали в себе ложь, вторая даже обидную. Я возмутился этой репортерской выходкой и вознамерился непременно поставить в бенефис "Гамлета", чтобы доказать враждебно относившейся ко мне прессе, что дирекция отнюдь не запрещала мне выступить в этой роли.
Я обратился к начальству, которое одобрило мое намерение, но... объявили мне, "что может встретиться затруднение в декорациях. Спешите к заведующему гардеробной и декоративной частью Н. А. Лукашевичу."
Я к нему.
-- Ничего не могу вам обещать, -- ответил мне Лукашевич. -- В настоящее время все декораторы и костюмеры заняты новым балетом. Я уверен, что они не поспеют сделать к вашему бенефису ни одного костюма, ни одной декорации, а между тем "Гамлета" ставить как-нибудь нельзя. Для него требуется приличная обстановка. Выберите какую-нибудь другую пьесу.
-- По разным обстоятельствам, другого выбрать я ничего не могу. Если нельзя поставить "Гамлета" теперь, то лучше я отложу бенефис на год, но непременно буду играть его.
Кое-как все это устроилось, и представление "Гамлета" было улажено. Когда же это известие дошло до моих газетных друзей, то в продолжении полутора месяца, буквально изо дня в день, шла такая травля, что самые непримиримые враги стали меня сожалеть. Не говоря об издевательстве надо мною, стали предупреждаться все артисты, что их участие в "Гамлете" не безопасно. Требовали, чтобы они отказались от своих ролей во избежание неприятностей. Кто-то даже сочинил анекдот, как я будто бы просил В. В. Самойлова (на самом деле не было и речи) сыграть Полония, на что Самойлов будто бы насмешливо мне ответил:
-- Извольте, я сыграю, если вы похлопочете, чтобы пьесу на этот раз переименовали из "Гамлета" в "Полония".
Публике же советовалось не ходить на это позорное зрелище, или же идти только с одною целью: посмеяться, так как-де все это должно быть курьезно, дико и безобразно.
Как меня ни отговаривали друзья, испугавшиеся газетных демонстраций, отказаться от постановки "Гамлета", но я упрямо решил сыграть его во что бы то ни стало, какие бы последствия меня ни ожидали... Бенефис состоялся. Трагедия Шекспира прошла более чем благополучно. Театр был полон, и я имел успех, хотя, говоря откровенно, я не заслуживал и половины его своим слабым исполнением. После этого мы еще много раз играли "Гамлета" и всегда очень успешно. Разумеется, все хорошо, что хорошо кончается, но трудно передать чувства актера, поставленного в такие исключительные обстоятельства. Выходить в ответственной роли после целого града газетных ругательств перед публикой, предупрежденной о непременном провале, это -- целый подвиг... Испытать такое состояние, какое выпало мне на долю в день первого представления "Гамлета", мне кажется, не приходилось никому, и дай Бог, чтобы никто его не испытывал...
Свободное копирование
