Всё–таки, детство есть детство. Несмотря на учёбу, летнюю работу почти наравне со взрослыми, голод, лишения, обрушившиеся на всех из–за войны, свободное время, конечно, проходило в детских развлечениях и забавах. Тут уж вспоминается очень многое.
Зимой хоть и отнимали ежедневные походы за три километра в школу много времени, но всё равно для катания на лыжах или коньках возможность была. Поэтому в светлое время и не слишком обжигающий мороз становился на лыжи и мчался на горку. Благо и горки были недалеко, совсем рядом – берег Карасульки. Тут и собирались после школы мои сверстники и устраивали и катание наперегонки, и спуск с крутого обрыва, и прыгание с трамплинов, сделанных самими, и даже поход на противоположный берег поймы реки, который был далеко от нас, зато выше и круче того, что у самой деревни. При сильном морозе деревообрабатывающий завод в городе давал длинные гудки, обозначавшие, что школа будет закрыта. Но бывало и так, что ветер дул направлением от Стрехнино на город, и гудки нам были не слышны. Приходили в школу, а она закрыта. Тогда мы мчались домой, и шли кататься на лыжах. Однажды прыгали с трамплина друг за другом, «гуськом». Кто–то из нас выронил палку, и она торчала возле трамплина, а я после прыжка наткнулся на неё животом. Долго корчился на снегу, не мог вдохнуть воздух. Совсем задыхался, но удалось как–то чуть вдохнуть и с трудом начал дышать. Спас полушубок, не дал палке проткнуть мой живот.
К середине зимы Карасульку сковывал толстый лёд. Рыба под ним задыхалась. Нужно было во льду пробить две лунки на расстоянии метра – полутора друг от друга и соединить их между собой канавкой. Но продолбить лунки в толстом льду мальчишке не под силу. Приходилось искать место, где кто–то уже их пробивал вчера или на днях. Очистить лунки от намёрзшего льда сил хватало. После чего надо гнать лопатой воду из одной лунки по канавке в другую. Сонная зимой рыба поднималась к лунке, её подхватывало течение и оставалось только выбросить её на лёд или снег. Иногда удавалось поймать таким способом несколько штук и отнести маме на уху. Ставил я и петли на зайцев; делал всё вроде правильно, но ни одного так и не поймал.
Весной все ждали ледохода. Ледоход! Казалось, что перед демонстрацией своего могущества природа затихает. Наступало долгожданное завораживающее зрелище. Снег к этому времени уже сходил. Уровень воды в Карасульке заметно поднимался. Ночью была слышна артиллерийская канонада – треск ломающегося льда. И, наконец, лёд тронулся. Угрожающе величаво, неудержимо течение гнало громадные льдины. С хрустальным звоном они сталкивались одна с другой, переворачивались, кружили, унося на себе всё, что было на них до этого торжества природы, в ещё более грозный Ишим. Все свободные от забот люди, с высокого берега Карасульки, как под гипнозом, завороженно любовались разъярённой, всесильной стихией. Красивое зрелище – лёдоход!
Попутно должен сказать, что колодцев в Стрехнино не было. Воду для любых нужд брали из Карасульки. В том числе и питьевую. Летом её черпали вёдрами с мостков, а зимой – из прорубей. Для этого рано утром по реке шёл мужик с пешнёй и очищал проруби от намёрзшего льда. Весной же, вместе с талой водой Карасулька принимала в себя всё, что было на снегу, на дорогах, вокруг сараев со скотиной и прочее. Так что с началом весны питьевая вода была откровенно мутной. И это считалось в порядке вещей, ни у кого не вызывало никаких опасений.
