Летом Русский драмтеатр выезжал на «гастроли» в Алма Ату или какой-нибудь сибирский город, чаще всего, в Новосибирск, а к нам приезжала оперетта из Красноярска. Рекламные щиты задолго до приезда оперетты знакомили с её гастрольным репертуаром: «Цыганский барон», «Марица», «Девичий переполох», «Трембита», «Сильва», «Самое заветное», «Баядера», «Запорожец за Дунаем», «Продавец птиц», «Золотая долина», «Весёлая вдова», «Бал в Савойе», «Мистер Икс», «Фиалка Монмартра», «Вольный ветер», «Роз-Мари», «Летучая мышь», «Принцесса цирка», «Свадьба в Малиновке»... Летний театр в «Звёздочке» «ломился» от публики, а мы бродили рядом, усаживались в густую траву «газонов» и слушали музыку в исполнении опереточного оркестра и пение героев и героинь этих оперетт- слышимость была отличной. Незнакомая, прекрасная и непохожая на наше дно жизнь была где-то рядом.
На дне мы получили большую комнату №2 с земляным полом и узеньким окном, выходившим на нашу булыжную улицу Кирова. Соседняя комната №1 была торцевой и иногда страдала от небрежно въезжавших грузовиков, оставлявших широкие и глубокие борозды на её стене, следы столкновений с бортом грузовика, однако, надёжный саман выдерживал эти удары, а израненная стена сразу восстанавливалась. Каждая комната в общагином корпусе имела собственную индивидуальную дверь, выходящую во внутренний двор. Между тыльной длинной стеной общагина корпуса и оградой «Красного Дома» было настолько просторно, что мы, ребятня, могли играть во дворе в футбол тряпичным мячом, установив пару ворот с помощью нескольких небольших валунов. Наше новое место жительства сразу же подверглось кардинальной реконструкции. Руки отца не знали, что такое отдых, и вскоре наше узкое оконце превратилось в широкое окно, земляной пол стал деревянным с необходимым «подполом», а к стене, сразу у входной двери, прислонилась красавица русская печь. Но самым главным достижением отца была «прихожая»-довольно большая дополнительная «пристройка», которая гордо вторгалась в пространство внутреннего двора, имела собственный вход, два небольших окна и покатую крышу, изолированную от дождя и снега слоем «толи». Больше всего от этого невиданного для обитателей общаги вторжения пострадало наше футбольное поле, но мы быстренько перебазировались на пустырь, который был сразу «через дорогу», то есть на противоположной стороне нашей улицы, а примеру отца последовали соседи, и вскоре общага, растолстев от дополнительных пристроек, существенно приблизилась к решётчатой ограде «Красного Дома».
Отцовская экспансия, однако, продолжалась и в последующие годы. Точно рассчитав необходимые размеры безопасного прохода и проезда, он выстроил небольшую летнюю «резиденцию» напротив наших территориальных владений, вплотную примыкавшую к ограде терпеливого «Красного Дома», который молча проглотил такое соседство. Резиденция включала небольшой узкий низенький домик «о двух окнах» и с «насыпными» стенами, то есть тонкими деревянными перегородками со слоем утеплительного шлака между ними. Этот домик был сблокирован с небольшой комнатушкой с дощатыми стенами, которая стала чем-то вроде летней столовой. Летняя печь под лёгким навесом была уже на «открытом воздухе», а в оставшееся пространство, легально соответствующее габаритам наших владений, отец ухитрился втиснуть небольшую, сколоченную из фанерных листов, кабинку с установленным на самом верху и предусмотрительно выкрашенным снаружи в чёрный цвет оцинкованным цилиндрическим «баком» с дырчатой воронкой-«распылителем» на нижнем конце. Это был летний «душ» с горячей водой по вечерам, потому что безжалостное киргизское солнце так нагревало днём воду в нашем чёрном баке, что надо было выждать какое-то время, или добавить холодной воды, чтобы горячая могла немного остыть. «Голь на выдумки хитра», говорила бабушка, с одобрением наблюдая за работой отца.
Сразу за поворотом внутреннего двора, в том месте, где корпус общаги натыкался на пожаркину территорию и, переламываясь, менял своё направление под прямым углом, с левой стороны был длинный сплошной ряд низеньких «сарайчиков» для владельцев общагиных комнат. В сарайчиках этих можно было хранить что-нибудь необходимое в «хозяйстве», но, в основном, они использовались, как своего рода топливные склады, где жильцы хранили запас угля для зимнего отопления своих комнат. Один из таких сарайчиков принадлежал нашей семье, и хозяйственный отец сразу разделил его на две неравные части, в бОльшей из которых он устроил «свинарник», куда поместил купленного на базаре поросёнка. Поросёнок очень быстро привыкал ко всем нам, весело повизгивал и крутил хвостиком при нашем приближении. Жителям нашего полудеревенского города разрешалось «держать» любую домашнюю «скотину» и птицу-коров, коз, свиней, овец, кроликов, гусей, уток, кур, и других, но постепенно этот перечень сокращался, пока не исчез совсем с приходом к власти в далёком московском Кремле нового партийного клана во главе с Хрущёвым.
Где-то в самом начале нашего освоения нового места жительства, произошло важное семейное событие-холостой бабушкин сыночек, мой дядя-радист, наезжавший иногда к нам «в гости», наконец-то женился, причём в жёны выбрал ту самую телефонистку, волоокую польскую еврейку Басю, которую все у нас почему-то стали называть Бэла. Новой семье начальник пожарки выделил комнату №4, и бабушка переселилась в эту комнату, чтобы помогать «по хозяйству». Конечно же, моментально, и не без помощи моего отца, комната №4 была оборудована пристройкой, аналогичной нашей, но несколько меньших размеров, потому что комната №4 была существенно меньше нашей. Дядя «ушёл» из «экспедиции» и стал работать тоже радистом в «органах» МВД, то есть Министерства Внутренних Дел, правопреемнику реформированного НКВД. Теперь, отправляясь на работу, он надевал «форму», а к поясу была прицеплена кожаная кобура с пистолетом «ТТ».
