Подъезжаем к скромному двухэтажному дому на главной улице города. Здесь живет секретарь местного отделения ИПТА - наш сегодняшний хозяин. Он бухгалтер в банке. Мы приглашены к нему на обед. Очень интересно побывать в индийском доме, в индийской семье. Хозяина мы знаем с первого часа пребывания в Калькутте. Это еще молодой человек исключительной красоты. Его белая одежда, кашмирская шаль на плечах, которую он носит с античной пластичностью, гордый профиль и короткие курчавые волосы делают его похожим на древнего римлянина. Кожа у него почти черная. Он молчалив и монументален. Он нам очень понравился с первого взгляда, и было приятно побывать у него в гостях. У него большая семья: девочки-школьницы, одетые по-европейски, мальчики поменьше, тихая хлопотливая жена. Все поглощены хозяйственными заботами.
На террасе, выходящей во двор, прямо на полу, на мангале пожилой индиец готовит обед. Пряный запах распространяется по дому. Мы с любопытством присматриваемся к быту индийского интеллигента. Это очень скромная квартира, единственное ее украшение - стеклянный шкаф, где хранятся спортивные призы, завоеванные хозяином дома. Остальное -только необходимые вещи, простые, как в нашем деревенском доме. На стене - большие фотографии хозяина и хозяйки, в черных рамах, очевидно, сделанные вскоре после свадьбы. Все это так похоже на наш быт, на нашу жизнь... А девочки-школьницы, кучкой усевшиеся на обитой клеенкой старой кушетке, еще больше подчеркивают это сходство. Они поглядывают на нас, замечают что-то смешное, шепчутся и хихикают, с трудом сдерживаясь.
К обеду маленькая квартира переполняется гостями. Здесь и мэр города, и иптовцы, и родственники хозяев. Нам подают ложки и вилки, ненужные индийцам, в маленьких чашечках -тушеные овощи, капуста в уксусе, мясо, сладости, рис, Все это подается одновременно. Индийцы едят быстро, энергично, с аппетитом. Иногда в дверях появляется озабоченная хозяйка, которую мы так и не могли уговорить сесть за стол, впрочем так же как и хозяина. Вкус индийских блюд чужд нашему вкусу, но трогательное гостеприимство хозяев нас покорило. В Калькутте нет сухого закона, но пьют там только европейцы. Индиец, употребляющий алкоголь, не пользуется уважением соотечественников. После обеда настроение за столом поднялось, начались шутки, остроты, послышался веселый, добрый смех. Я снимал маленького сына, дочерей хозяина, их подруг, таких же смешливых школьниц, и самого хозяина. Только хозяйка дома застеснялась и не хотела сниматься. В Кришнанагаре есть своя отрасль художественной промышленности - скульптура из гипса и глины. Это несколько мастерских и одновременно магазинов, где главным мастером является хозяин. Мы объехали несколько таких мастерских и вышли оттуда нагруженные подарками - статуэтками Ганди, Тагора, различными вариантами Будды. В этой экскурсии нас провожала большая толпа детворы, восхищенной подарками.
...Солнце садилось, и мы поехали на общегородской митинг Общества индо-советских культурных связей. На широком дворе, окруженном забором и домами, - небольшая сцена. На земле сидят уже тысячи три жителей города. На сцене много народа - представители разных городских организаций. Нас усаживают на пол, увешивают гирляндами цветов. Народ во дворе все прибывает и прибывает, идут непрерывно и старые, я малые. Через десять минут двор переполнен, еще через некоторое время люди появляются уже на крышах соседних домов и на заборах.
Это митинг в честь первой встречи граждан Кришнанагара с советскими людьми. Нас приветствуют дети, студенты колледжа, представители профсоюзов, спортивных обществ, политических партий, писатели, поэты, музыканты. Они говорят речи, читают стихи, написанные на кусках шелка, поют свои песни. А народ все прибывает, и когда подошло время нашего ответа на приветствия, уже были заполнены все заборы, все деревья, все крыши близлежащих домов. Тысяч пятнадцать заполнили площадь большого двора, а народ все прибывал, толпа становилась все гуще и гуще... Дети в первых рядах стали уже попискивать от тесноты. Нас охватила тревога. Дело принимало серьезный оборот.
Мое выступление прошло еще в относительной тишине. После меня выступил еще один товарищ. Это был импровизированный танец и песня, слова которой были вариацией лозунга: "Хинди, руси бхай, бхай!". Здесь началась уже настоящая давка, и виновниками ее были мы. Положение стало критическим. На сцене царила растерянность. И вот наш друг, старый индийский коммунист, вскочил на ноги и подошел к рампе. Сильным, высоким, пронзительным голосом он прокричал в толпу несколько фраз, в которых слышались и упрек, и приказ, и просьба. И через несколько секунд полная тишина воцарилась на площади. Все зрители сели на землю. Митинг продолжался, был восстановлен полный порядок.
Свободное копирование
