6
Прошло несколько месяцев, и я не видала Коптеву. От Иванской, продолжавшей изредка посещать ее, я узнала, что князь проводит у Коптевой целые дни, так что Иванской ни разу не удалось застать ее одну.
- Что же, они влюблены друг в друга? - спросила я.
- Он - да! А она разве способна кого-нибудь полюбить? Просто ей нравится такое обожание и этот постоянный кадильный фимиам - вот и все.
- Но ведь не век же он будет довольствоваться таким немым обожанием, я полагаю?
- Даже очень: он у себя в деревне пытался как-то после нее опивки пить и объедки есть, уверяя, что это для него то же, что причастие. Это ей не очень-то понравилось, и она делала брезгливую гримасу. Вон она попрекала тебя намедни насчет твоего замечания о мытье рук и уверяла, что он руки моет. Но ведь он стал ежедневно мыться только по ее настоянию; ей в угоду даже кафтан себе новый сшил; завел платки носовые, правда, какие-то ситцевые с клетками, но все же лучше, чем обходиться без этой принадлежности туалета, как он это прежде делал.
- Просто жалости достойно, какое на нее затмение нашло. Даром, что умная, - сказала я. - Право, ее следовало бы предупредить, что добром его воздыхания не кончатся.
- Попробуй, сунься к ней, - увидишь, как она примет.
- А что, в самом деле, попробовать разве?
- Брось, ничего ты с ней не поделаешь!
- Ей-Богу, я не могу равнодушно смотреть, как человек тонет! Нельзя же ей не подать руки.
- Она оттолкнет твою руку, вот и все.
- По крайней мере, я буду знать, что со своей стороны сделала все, чтобы предупредить опасность.
- Ну, как знаешь!
После этого разговора я написала Коптевой письмо, в котором просила о свидании без свидетелей по очень нужному делу. Коптева тотчас же ответила, назначив час, и я пришла к ней.
Какая-то тень заботы и утомления проглядывала на ее лице. Она встретила меня довольно дружелюбно и, видимо, была довольна хоть чем-нибудь отвлечься от тяготивших ее мыслей.
- Ну, что скажете?
- Скажите, пожалуйста, часто у вас бывает князь? - начала я прямо, очень хорошо зная, что обходами еще менее добьешься, чем прямотой.
При этом вопросе Коптева вспыхнула. Попытка контролировать ее действия сейчас же поставила ее в оборонительное положение, и она надменно произнесла:
- А вам какое дело?
- Видите, побывавши замужем за немолодым уже человеком, я убедилась, что от старых людей можно менее всего ожидать пощады к молодости и неопытности. Поэтому я пришла предупредить вас, чтобы вы не рассчитывали на постоянное платоническое поклонение князя и ожидали, рано или поздно, попыток к физическому удовлетворению его расположения к вам.
Коптева все более и более краснела и волновалась от моих слов. С одной стороны, уже по некоторым обнаружившимся признакам она не могла не сознавать справедливости моих слов, тем более что они только подтверждали ее внутреннюю тревогу; с другой - верная своему характеру, она не могла не возмутиться моим непрошенным вмешательством в ее сердечные дела и потому сочла нужным рассердиться и даже оскорбиться.
- Хоть вы и очень мало пробыли замужем, - сказала она мне с негодованием, - но как сильно успели развратить свое воображение! Имея дело с какими-то выродками, а не людьми, вы решили всех мерить по одному шаблону. При таком грязном взгляде на жизнь и людей я бы на вашем месте не задумываясь отравилась. Нет, слава Богу, есть еще благородные, чистые люди на свете, готовые на всякие подвиги и далекие от тех сальных намерений, которые вы себе позволяете им приписывать, - говорила она, видимо стараясь более успокоить себя, чем убедить меня.
- Слава Богу, если это так.
- Ну, то-то! - сказала Коптева уже более мягко, довольная, что ей удалось хоть наполовину убедить меня. - И это все, что вы имели мне сказать?
- Все.
- И только за этим просили свидания?
- Только за этим.
- Вот попусту-то теряли время и слова!
- Хорошо, если так.
- Ну, что вы это говорите таким тоном, как будто еще сомневаетесь?
- Желала бы, чтобы мои сомнения были несправедливы.
- Несправедливы, несправедливы, тысячу раз несправедливы! - повторила Коптева более добрым тоном, тронутая моим участием и кротостью. Но вместе с тем ее, видимо, охватили опасения и тревога после моих слов, и потому, желая поскорее покончить с этими неприятными чувствами, она поторопилась выпроводить меня:
- Так можно считать нашу аудиенцию законченной?
- По-видимому, - ответила я, простилась и ушла.
Опять мы долго не виделись - до тех пор, как она однажды явилась ко мне с суровым, печальным лицом и объяснила, что приехала по делу.
Она созналась, что опасения мои были справедливы, что князь оказался человеком плоти и крови, подобно другим, несмотря на свои седые волосы и шестой десяток. При первых физических проявлениях его любви Коптева почувствовала отвращение, которое всячески старалась преодолеть в себе, так как они шли от великого человека. Потом, при учащении таких проявлений, она сочла нужным объясниться с ним. С этой целью она рассказала ему о моем последнем свидании с ней. Рассказывая, она старалась обратить мои опасения в шутку, в немыслимую смешную нелепость. Но вместо того чтобы вразумить князя, она произвела совершенно обратное действие. Князь сразу воспользовался этим рассказом, чтобы высказаться со своей стороны и излить перед ней свои чувства и потребность в их физическом удовлетворении.
- Что же мне делать? как отказать ему? - проговорила она наконец после продолжительного молчания.
- Напишите ему письмо.
- Легко сказать: написать! Разве это его остановит?
- И вы можете еще считать великим человека, который желает насильно обладать женщиной? - сказала я с презрением.
Этот презрительный тон относительно ее недавнего кумира оскорбил Коптеву, и она тотчас же заметила:
- Вы забываете, что тут человеком руководит страсть.
- В таком случае все преступления могут быть оправданы страстью, - возразила я. - Нет, человек, неспособный осилить свои зверские инстинкты силою разума, не может быть великим, и я радуюсь, что вы не успели еще отдаться этому ничтожному человеку.
- Теперь не время препираться о величии или ничтожестве князя, - заговорила нервно возбужденная Коптева. - Я так измучена, что у меня нет больше сил бороться с ним, - сказала она, уже не скрывая своего отчаяния и мук, пережитых за последние три месяца.
В конце концов Коптева решила попробовать написать князю письмо, предварительно скрывшись. Но это нисколько его не образумило. Он сумел найти ее, врывался в ее квартиры, которые она то и дело меняла, делал ей бурные сцены, катался в бешенстве по полу, грозил всякими скандалами: словом, произошла отчаянная и ожесточенная травля обезумевшим от страсти стариком неопытной девушки. Десять лет аскетической жизни только временно усыпили все его зверские инстинкты и придали им теперь новую силу. Перспектива овладеть молодой, красивой, восторженной девушкой не покидала его со дня появления к нему Коптевой. И вот, когда путем разных подходов и казуистических доводов он почти овладел своею добычею, она, раздразнив его до крайности, вдруг ускользнула. Он пришел в ужаснейшую ярость и не щадил ни трудов, ни средств, чтобы вернуть потерянное. Он шпионил, подкупал прислугу, дворников, разносчиков, переодевался, следил не только за Коптевой, но и за ее знакомыми, которых знал в лицо. Коптева измучилась и исхудала страшно за этот период преследования. Всю ее прежнюю надменность и презрение к людям как рукой сняло. От ее поклонения князю не осталось ничего кроме ненависти и отвращения. Беззащитность ее была тем ужаснее, что она стояла вне покровительства отца и брата, а чувство стыда и самолюбия не позволяли ей просить защиты посторонних мужчин. Она наконец скрылась на несколько месяцев из Москвы, и князь потерял ее след.
Долго ничего не было о нем слышно, и только после его смерти лет через тридцать и даже более в некоторых журналах возникла о нем полемика. Некоторые уверяли, что князь был великим человеком, другие, наоборот, утверждали, что он был шарлатан. Боюсь ошибиться, но чуть ли не покойная "Неделя" даже командировала на место своего сотрудника Меньшикова, который, сколько помнится, вынес о нем впечатление как о шарлатане.
Желая проверить свои прежние впечатления, я написала Коптевой, проживавшей за границей, верен ли этот взгляд на князя, и получила не только подтверждение, но еще более сильные аргументы против его недостойной, шарлатанской личности.
Свободное копирование
