Не с неба же падает лейшманиоз...
В военные и послевоенные годы большинство больных лейшманиозом в нашей области выявляли (диагностировали) только в Кзыл-Орде. Можно было подумать, что это болезнь городских жителей. В Узбекистане наблюдалось примерно то же самое. Даже родилась гипотеза, что это "городская" болезнь. И подозрения пали прежде всего на собак.
Действительно, проф. Н. И. Ходукин и М. С. Софиев из Ташкентского НИИ вакцин и сывороток, доказали: источником заражения людей в Ташкенте были собаки. Правда, еще до них, в 1908 году, Шарль Николь выявил лейшманий у собак в Тунисе.
Экспедиция В. Якимова в Туркестанский край в 1913 году обнаружила этих паразитов у собак. Л. М. Исаев это же сделал в Бухаре и Самарканде.
И в Кзыл-Орде, как во всяком "уважающем" себя азиатском городе, бродячих и безнадзорных собак было полно. Когда Ф. Чун Сюн начал исследовать мазки селезенки и костного мозга отловленных собак, стал ясен и местный виновник, или источник, болезни. Ситуация в наших и узбекских городах оказалась сходной.
Это был городской тип очаговости висцерального лейшманиоза, где источником были собаки. Домашние или безнадзорные. Однажды к Чун Сюну обратился (при мне) один наш врач с просьбой. У него была охотничья собака редкой породы. Где-то, возможно, во время выездов на охоту, она заразилась и заболела лейшманиозом. Чун Сюн ее лечил. Но болели и собаки, которых со двора никогда не выпускали.
Со временем в Кзыл-Орде навели определенный порядок. На окраинах города выросли обширные промышленные зоны, ставшие барьером между жилыми кварталами и окружающей дикой природой. Собак безнадзорных поубавилось. В итоге, в городе больных лейшманиозом тоже стало меньше. Да, но всё же больные поступали. Где же они могли заразиться? Болели чаще всего малыши и с ними в больницу обычно ложили маму или бабушку. Я их всех посещал, пытался понять, где же "собака зарыта".
- У вас или у соседей собаки есть?
- Нет, мы же в многоквартирном доме живем. Даже кошку не держим. В большом доме собак никто не держит, места нет.
- Дача есть?
- Нет. Еще дети есть. Работаем. На дачу времени и сил не остается.
- Ребенка на лето куда-нибудь вывозили?
- Да нет.
- В ауле ваши или мужа родители или родственники живут?
- Конечно, старики в город переезжать не хотят, в ауле скот держат.
- Ребенка к ним возили?
- Когда в гости едем, малыша с собой берем.
- А говорите, что летом ребенка не вывозили...
- Никуда не вывозили, просто в гости ездили в аул.
- Часто?
- Раза два-три в месяц туда ездим.
- Там ночуете?
- Конечно, не ночевать, старики обидятся.
- У них собаки есть?
- Да в ауле они у всех есть. Какой аул без собак. Много их. Бегают, где хотят.
При этом мои расспросы выявили важную особенность. Оказалось, что многие из заболевших городских детей летом выезжали в аулы или жили на окраинах города, в частных усадьбах. А здесь без собак не обходилось. Так удалось разгадать непонятный ребус - почему болеют дети в большом городе, где мало, казалось бы, условий для заражения.
В то же время чаще стали поступать дети, больные лейшманиозом, из сельской местности. Почему? Много пришлось поездить по всем аулам, где вывлялись больные, разговаривать с сельскими медиками, листать амбулаторные журналы и истории болезни, рисовать детальные карты местности. Оказалось, и раньше болели здесь дети, и умирали, просто "проходили" под другими диагнозами. Но когда выявлять стали лучше, ибо и медиков на селе стало больше, и о диагностике лейшманиоза мы стали больше говорить и учить сельских "докторов" (в аулах фельдшера всегда звали только доктором), тогда и регистрация "пошла".
Приведу эпизод: из детского отделения областной больницы сообщили (26 апреля
1977 года): поступила больная девочка Ш-ва, у неё диагностировали лейшманиоз. Диагноз подтвержден в больничной лаборатории. Родилась она 3-го сентября 1976 года в совхозе "Жанакала" Кармакчинского района. Совхоз овцеводческий, на левобережье Сыр-Дарьи, в зоне песков Кызылкум. Со слов матери, родила в совхозной участковой больнице. Значит, девочка заразилась в совхозе, в сентябре того же года. В этом месяце в тех южных теплых местах москиты еще активны. Во всяком случае, девочка по срокам возможного заражения стала самой поздней: родившись в начале сентября, все же успела заразиться.
Я два часа потратил на контрольную микроскопию мазков костного мозга. Больше не выдерживал, начинало глаза резать, какие-то круги интересной конфигурации возникали. Увеличение микроскопа большое, 900-кратное, объектив с масляной иммерсионной системой. Лейшмании даже при таком большом увеличении чаще всего еле различались в поле зрения. Да еще к этому, явно пораженная катарактой, доморощенная оптика нашего самого знаменитого тогда ленинградского завода... Глаза работали на грани возможного. Портили их наши микроскописты однозначно. И я в их числе.
Вижу образования, похожие на лейшмании, но явно бесспорных не встретил, кажется, ни одной. Скорее всего, врач-лаборант областной больницы хороший препарат оставила в своей коллекции, а нам передала не такие демонстративные. Ни я, ни она препараты с лейшманиями никогда не выбрасывали, они хранились в коллекции для последующей учебы лаборантов.
Осталось еще два препарата, но отложил их "на потом". Нашел ли я искомое "потом" - да. Клинический врач-лаборант была хорошим специалистом. К тому же, в сомнительных случаях, я всегда отправлялся к ней в лабораторию и по их мазкам вместе искали ответ. Настроение поднимало и то, что врач в далекой совхозной больнице заподозрил возможность лейшманиоза и направил ребенка в область.
Потеряли ребенка, кого судить?
Приведу пример трагического исхода (дневниковая запись от 7 мая 1977 года): девочка К. А-ва, рождения 20 декабря 1975 года, жительница Кармакчинского района (совхоз "Акжарский"). Заболела (со слов матери) 15 января 1977 года. Мама долго "думала", наконец, 25 февраля обратилась в медпункт. Фельдшер Ким Л. выставила диагноз "двусторонняя пневмония, лейшманиоз?" и направила в районную больницу. Однако мама не поехала в райцентр, решила обратиться в участковую больницу совхоза "Ленинский". Местный врач госпитализировал ребенка с диагнозом "мелкоочаговая нижнедолевая пневмония, рахит, гипотрофия I-II степени". Кстати, когда я встречал букет подобных диагнозов в участковых или районных больницах, сразу же ставил вопрос - нет ли тут лейшманиоза?
Ребенок лежал в участковой больнице с 26 февраля по 14 марта 1977 года. Когда состояние ухудшилось, мать повезла дочь в Кзыл-Орду к родственнику-хирургу. Тот сразу понял, что дело серьезное. Госпитализировал больную в детское отделение областной больницы 16 марта 1977 года. Здесь она умерла 22 марта 1977 года. Запущенный случай из-за "спокойствия" мамы, ошибки в диагнозе и из-за самонадеянности сельского врача. Не могу сейчас ничего сказать. Нет слов...