На фото: Семья Генис, Свердловск, 1958 г. Вверху: Вениамин Иосифович, стоматолог-хирург, подполковник, начальник окружной стоматологической поликлиники УралВО и сын Александр, студент. Внизу: Яна (Янина) Вениаминовна, биолог, с мамой Полиной Яковлевной Янович (врач-дерматолог).
И суждено мне было... стать врачом.
Раз не химия и не горный институт, остальное мне было все равно... Приемные экзамены в других вузах закончились, терять год не хотелось. Меня с моими отметками приняли на санитарно-гигиенический факультет Свердловского медицинского института, где еще были вакансии. Однако, став врачом, прожив интересную профессиональную жизнь, завоевав признание среди специалистов в республике и стране, не могу роптать
на судьбу. Видимо, свыше было предписано, какой путь в жизни выбрать.
Каким образом это "свыше" распорядилось? В Свердловске у меня был дядя, родной брат моего отца, Вениамин Иосифович Генис (умер в 1985 году), хирург, подполковник медицинской службы, начальник окружной стоматологической поликлиники Уральского военного округа. Он был талантливый хирург. Я видел на фотографиях его пациентов, раненых на фронтах, какие чудеса он делал по восстановлению изуродованных лиц.
Не успел я приехать в Свердловск, он и его жена, моя тётя, Полина Яковлевна Янович (умерла в 1981 году), тоже врач, начали меня агитировать за медицинский институт. Дядя имел хорошие отношения с маршалом Жуковым, командующим в те годы УралВО (Уральский военный округ) и получил от него рекомендацию (направление) для меня на поступление в Ленинградскую Военно-Медицинскую Академию. В это учебное заведение просто так поступить было невозможно, слишком был велик престиж. У меня же хватило "наглости" не оценить всё это.
Я думал только о химии. Когда же с химией у меня ничего не вышло, дядя взял меня, как говорится, "за жабры", и повел в медицинский институт. Если бы не он, меня бы и в медицинский не приняли...
Кто за меня искренне болел, это сын дяди Вениамина, Александр. Мы его звали Аликом. Он учился в школе, где-то в 5-6-м классе. И когда узнал, что для меня вариант - горный институт, с блеском в глазах начал убеждать поступать именно туда. Главным его аргументом была красивая форма студентов. Однажды у них дома я показал своё мастерство - сделал стойку на голове. Алик попробовал тоже. Не получилось. Но загорелся. И уже к концу года овладел акробатикой на уровне 1-го спортивного разряда. Он был моим гидом по городу. Забрели однажды в пионерский дворец с очень красивым прудом в его парке. Если кто-то читал книгу "Приваловские миллионы", так этот дворец и был домом того самого Привалова. Мы с Аликом там даже на дерево над прудом залезли, а его сестра Яна (Янина) нас сфоткала.
Я всегда мечтал о фотоаппарате. И, по случаю, купил у товарища старенький, но зато дешевенький, аппаратик. Через какое-то время в магазине купил за десять рублей аппарат "Комсомолец", он работал на широкой пленке. И с Аликом и моей двоюродной сестрой Яной как-то днем, когда не было дома родителей, устроили "фотостудию" с переодеваниями. Мы позировали в роли военных, пиратов, благочестивых граждан в шляпах...
Алик (Александр Вениаминович Генис) позже поступил на архитектурный факультет. После института работал на Урале, затем в Тюмени (Западная Сибирь), главным архитектором института Гипротюменнефтегаз. Проектировал западносибирские нефтяные и газовые месторождения. После аспирантуры присвоили научную степень кандидата архитектуры. За проект Дворца нефтяников в Новосибирске был удостоен Государственной премии СССР. Министерство нефтяной промышленности СССР перевело Александра в Казань, где занимался проектированием в той же сфере, но уже за рубежом. В начале 70-х годов проектировал мощнейшие месторождения Северная Румейла в Ираке.
В 1977 году захотелось очень в Ленинград. Поехал. И с тех пор работал в институте Ленгражданроект, но жить устроился в недалеком зеленом и уютном городе Выборге.
К несчастью, в сентябре 2000 года, от перегрузок и нервотрепок, связанных с ответственными заданиями, случился инсульт с односторонним параличом руки и ноги. Перед этим ездил на строящиеся объекты: терминал по перевалке нефтепродуктов в США в г. Приморске и школу в Выборге. По обоим проектам был главным инженером. С его слов: "Строилось всё с листа и была дикая нервотрёпка".
О "жизни" инвалида в современной России говорить не приходится. Алик, правда, жаловаться избегает, но... Понял, что ныне он никому там не нужен, ни российским властям, ни тамошней "бесплатной" медицине... Обидно мне за брата. Очень. Для своей страны он сделал много: проектировал и строил жилые дома, больницы, дома культуры, промышленные предприятия. Причем, не только "дома", но и за рубежом, принося этим громадные прибыли и выгоды государству. В 1969 году работал в Польше. В 1970-1977 годах проектировал в составе большого коллектива нефтяные предприятия в Алжире, Сирии... В последние годы, перед заболеванием, был членом Петербургского архитектурно-лицензионного Центра, в состав которого входили шесть ведущих архитекторов. Руководил академик В. В. Попов. Хоть бы раз вспомнили о своем коллеге.
Моя двоюродная сестра, Янина Генис, была на год младше меня, когда я приехал, училась еще в школе. Я уже был зачислен в студенты, но занятия еще не начались. Мы пошли на какое-то мероприятие в окружной Дом офицеров. Там была выставка всевозможных достижений, стенды. На одном из них я увидел непонятный заголовок,
тут же спросил у сестренки, учитывая ее врачебное окружение:
- Слушай, Яна. А что такое "гинекологическое отделение госпиталя"?
- Вот начнешь заниматься в своем мединституте, узнаешь.
Я знал наизусть все элементы менделеевской таблицы. Мог о них всё рассказать. Но вот такой я был наивный и малограмотный в том мире, куда поступил учиться.
Яна, дочь двух врачей, после школы стала студенткой биологического факультета университета. Через пару лет она ездила на многодневную практику в пригородный совхоз. Потом рассказывала:
- Девчонки нашей группы долго обсуждали, что одеть в совхоз. Решили взять, что попроще, не наряжаться. А то скажут, городские приехали, так свои наряды решили тут показать. Когда приехали в совхоз и начали там работать, и удивились, и пришли в ужас.
- Почему?
- Среди местных работниц многие были с высшим образованием. Они знали языки, литературу, пели не колхозные частушки, а романсы. Мы опозорились, чувствовали себя идиотками...
Надо отдать должное, это наши студентки так себя чувствовали. Местные же женщины ничем себя не выпячивали, просто их внутренний мир и ментальность, конечно же, давали о себе знать. Оказалось, что это был совхоз ведомства совсем не обычного, а госбезопасности. И все работницы и жительницы здесь были или сосланные, или члены семей репрессированных. И, судя по их уровню, они были далеко не из простых семей...
Не помню уже повода, но пришлось как-то слушать рассказ директора этого совхоза. Здесь работали не бездельники-колхозники, а люди под надзором "органов". Воровать и пьянствовать не дозволялось, да и люди были не из этой категории. Были тут не только коровьи фермы и поля, но и не очень привычные по тем временам оранжереи и теплицы. Совхоз поставлял весной в Свердловск парниковые огурцы, и уже только на них выручал всю годовую зарплату для рабочих совхоза. Так работали "враги народа"...
После университета Яна работала биохимиком и заведующей лабораторным отделением в Институте восстановительной хирургии, травматологии и ортопедии.
Больше, после моего отъезда из Свердловска, мы уже не виделись. Яна умерла от диабета в 1996 году, в год нашего убытия в США.
Свободное копирование
