Реформы в НИИ-2

                8. РЕФОРМЫ В НИИ-2

Неожиданно из института ушёл его руководитель, доктор технических наук Джапаридзе. Новым начальником был назначен Евгений Александрович Федосов, а его первым заместителем стал Батков. Существенно изменилась тематика института. Исчезла космическая тематика. Резко сократились работы по исследованию и моделированию зенитных ракетных комплексов. Расширилась тематика, связанная с вооружением самолётов. Впрочем, эта тематика для института всегда была традиционной, лаборатория №2, которой руководил Евгений Иванович Чистовский, всегда занималась самолётами-истребителями и перехватчиками.

Кстати, лаборатории теперь, после реорганизации, стали называться отделениями, отделы были переименованы в сектора, появилась новая структурная единица: лаборатория, состоящая из нескольких секторов. Несколько лабораторий образовывали отделение.  Отделение №4, которым продолжал руководить Кузьминский, сохранило ракетную тематику класса "Воздух-воздух". Ракетами класса "Воздух-земля" занималось отделение №5, руководил отделением Сарычев. Ракетная тематика класса "Земля- воздух" "ушла" в отделение №7, руководителем которого был назначен Кухтенко, начальник одного из секторов, который занимался автопилотами, проблемой управления с учётом самонастройки.

Тарханова  назначили начальником лаборатории и вместе с лабораторией перевели во вновь образованное отделение №3, Алексея Георгиевича Зайцева. Это отделение замышлялось, как комплексное. В лабораторию Тарханова входили: сектор самого Тарханова, Евгения Михайловича Баусина и Зинича.   Кроме лаборатории Тарханова, которая должна было заниматься истребительной тематикой, в него входила лаборатория доктора технических наук Богуславского, которая занималась самолётами-штурмовиками. Кроме того, в отделение №3 входили лаборатория Пуцилло, с тематикой:  "системы управления оружием" (СУО) и лаборатория Белоусова, отвечавшего за анализ облика бортовых цифровых машин, тогда только появились первые проекты установки ЭВМ на борт самолетов. Кажется, имелась в отделении ещё лаборатория Колчанова, которая занималась тоже вопросами применения оружия по наземным целям.

По моему, первым советским самолётом, оснащённым БЦВМ, был МИГ-23Б, штурмовик, с БЦВМ "Орбита-15 (позже, "Орбита-20"), и лазерным дальномером "Фон". Комплекс вооружения был создан ленинградским КБ "Электроавтоматика", руководитель - Ефимов. Ещё находясь в лаборатории Кузьминского, Батков и Тарханов занимались ракетой К-33  системы "Заслон", для самолета МИГ-31. Эта система была советским прорывом в авиационной технике, наш "ответ Чемберлену".

 На самолёте устанавливалась БРЛС - "фазированная антенная решётка". С её помощью можно было сопровождать и "видеть" сразу несколько самолётов противника, и даже обстреливать одновремённо несколько целей. Ракета К-33 являлась первой советской ракетой дальнего радиуса действия.

Анализом закона управления именно этой ракеты занимался Батков, Тарханов и Зинич. Совместно с КБ - ответственными исполнителями они исследовали отдельные  тонкие вопросы управления. Задача была очень сложной, и проектирование шло очень тяжело. Отвечало за эту тему расположенное в городе Жуковском КБ радиоэлектроники (КБР). В процессе работы многократно менялось руководство КБР, его обычно снимали за срыв сроков. Все руководители были очень грамотными, а сроки, очевидно, высосаны из пальца, т.е. составлены  без учета реальных возможностей промышленности. Так последовательно  снимались со своих постов руководители КБР: Тихомиров, Фигуровский. Систему успешно, в конце концов, завершил вновь назначенный руководитель КБ Гришин и его "правая рука", главный конструктор системы Федотченко, сменивший Растова.  Гришина тоже сняли, однако, несколько позже, за срыв сроков принятия на вооружение самолётов СУ-27 и МИГ-29 из-за отставания в испытаниях БРЛС и систем вооружения этих самолётов. Однако он остался Главным конструктором локатора самолёта СУ-27, который впоследствии был успешно испытан и сдан на вооружение.

Лаборатория Богуславского занималась оптико-телевизионной системой управления вооружения для работы по наземным целям. Я видел на плакатах, развешенных в комнатах лаборатории, красивые рисунки, схематично отражающие условия применения системы, которая называлась "Кайра". Система создавалась все тем же КБ "Электроавтоматика" и  КБ "Геофизика", которым руководил Главный конструктор Д.М. Хорол. Тогда я впервые услышал эту фамилию, созвучную названию одной из украинских речек. Алгоритмы управления оружием для системы "Кайра" разрабатывались в лаборатории Богуславского.   

 Свою диссертацию  я  написал на материале системы "Заслон". Некоторые теоретические подходы  были впоследствии реализованы в этой системе:  идея расчёта зоны достижимости ракет в интересах тактической индикации и алгоритмы ранжирования целей по степени опасности. Вопреки тематике диссертации, лётными испытаниями системы "Кайра" мне пришлось впоследствии заниматься несколько лет.

Институт, который всегда занимался моделированием, математикой, отныне полным ходом работал над подготовкой и  выпуском плакатов. Теперь эта деятельность явилась чуть ли не самой главной работой в институте... На плакатах все мы дружно рисовали  блок-схемы базовых комплексов вооружения (БКВ) для самолетов- истребителей, перехватчиков, штурмовиков: БКВ-1, БКВ-2, и т. д. В состав комплексов входили информационные устройства, вычислительные средства, вооружение, средства радиоэлектронной разведки и т. д.  Самым нужным человеком в институте стал Черняев, художник, отвечавший за выпуск плакатов. Говорили, что Федосов возит эти плакаты в ЦК КПСС и Совет Министров, где докладывает  партийному руководству и правительству, какие комплексы  вооружения самолётов нужны стране.   

Зоя заканчивала диссертацию. Ей очень помогал Женя Севастьянов. Зоя говорила, что в беседах с ним у неё просто переворачивалось представление о некоторых идеях, результатах моделирования и аналитических расчётах. Женя был удивительно талантлив,  заниматься научной работой, проблематикой управления, ему нравилось, он многим помогал. Быстро вникал в суть, в легкой, казалось бы, ни к чему не обязывающей беседе у подоконника, высказывал собеседнику оригинальные идеи, которые можно было почти в готовом виде использовать в работе. Мне он в дальнейшем также очень помог.

Зоя интенсивно работала по вечерам, точнее, по ночам. Иногда, когда у неё возникала новая мысль или просто вопрос, она расталкивала меня, благо, я быстро просыпался. Вообще-то в её работе я мало чем мог ей помочь, я был не математик, скорее инженер. Однако оппонентом я был хорошим: "а баба Яга - против!" На мне Зоя привыкла оттачивать свои взгляды и подходы к решению задач.

 Вскоре она защитилась к большой  моей радости и удовольствию отца. Руководителем её диссертации был Батков... Зое поручили создание большой модели воздушного боя.

После поражения арабов в шестидневной войне, руководство авиационной промышленности искало пути повышения эффективности нашей авиации. Где-то раздобыли характеристики американского самолёта "Фантом" и ракеты "Сайдуиндер". Зое было поручено создать и отладить модель воздушного боя самолёта МИГ-23 против "Фантома". Работа была не простая, но, через несколько месяцев после начала работы, программа "пошла", и  самолёты "полетели". Был написан отчёт по результатам моделирования. Какой был практический выход из этой работы, мне неизвестно.     

Отец продолжал часто ездить за границу. Привозил Лёше игрушки, одежду, подарки Зое. Однажды он повёл нас в закрытую "двухсотую" секцию ГУМа. Сам он часто туда ходил, ГУМ находился недалеко от места его работы. Он делал там смешные покупки. Брал зубную пасту, крем для ботинок, иногда даже туалетную бумагу. Поскольку, по моему мнению, он был единственным покупателем таких товаров в секции, то крем и паста всегда были залежалыми.

 Вход в секцию находился со стороны Красной Площади. Товары были свободно разложены на столах, продавцы отсутствовали. Где-то далеко, в одном из залов сидел администратор. Зою это просто поразило. Я же в Америке привык к самообслуживанию. Мы что-то купили, кажется,  мне -  финский костюм, Зое - нарядное "джерси". Тогда это всё было в дефиците. Купили что-то ещё, все купленное сложили на пустом столе, подошёл администратор. Умело завернул покупки в плотную бумагу и сложил в сумки. Мы расплатились и вышли. "А тут можно купить всё-всё?" - спросила отца Зоя. "Можно купить все, что есть в ГУМе: если чего-то нет в секции, то принесут из торговых залов. А если заказать заранее, то можно купить вообще все", - ответил отец. "Живут же люди!" - подтолкнула локтём меня Зоя. "Сколько всего, даже глаза разбегаются, только вот, где взять деньги," - добавила она. "Не беспокойся, те, кто сюда вхожи, имеют достаточно денег", - сказал отец. "Я  сюда хожу не по номенклатурной должности, скорее нелегально: секция через наше внешнеторговое управление заказывает за границей товары в ограниченном объёме, или даже штучно, для советской "знати", а руковожу  закупками и заключаю сделки с иностранными фирмами я. От меня многое зависит: сроки выполнения закупок, качество товара, цены, и вообще, много чего..." -  закончил беседу отец. Мы вышли на Красную площадь и двинулись по направлению к метро "Площадь Революции". Площадь была безлюдна, вдалеке стояли одинокие милиционеры, и через всю площадь, тоненьким ручейком, протянулась длинная очередь в мавзолей Ленина.  Мне почему-то вспомнилась Красная площадь в сорок восьмом году, с толпами народа.

Вскоре я перешёл в сектор к Баусину и поступил в группу соискателей при аспирантуре, Баусин был назначен моим руководителем  диссертации. Я начал разрабатывать новый подход к формированию бортовых алгоритмов пуска ракет. Работа продвигалась достаточно успешно. Получив при моделировании положительные результаты, я приступил к работе над созданием алгоритма пуска для ракеты К-33.

В этот момент произошли очередные структурные изменения в институте: руководство организовало отделение лётных испытаний во главе с Баусиным. Евгений Михайлович был моим руководителем и я, естественно, ушел вместе с ним, покинув лабораторию Тарханова.

 Хотя тематика нового отделения не соответствовала профилю моей диссертационной работы, я был уверен, что Баусин даст мне возможность закончить написание работы и защититься. Кроме того, я уже был знаком с тематикой  лётных испытаний, находясь на Эмбе во время испытаний системы "Оса".  

   Этот переход во многом обозначил характер дальнейшей моей работы и даже образа жизни.