Вечерняя дорога в институт

                6. ВЕЧЕРНЯЯ ДОРОГА В ИНСТИТУТ

На курсах подготовки в МАИ собрались такие же, как я, неудачники, не поступившие в свое время в дневные институты. Многие прошли армию, кто-то должен  призываться на следующий год, но, поступив в институт, они могли рассчитывать на возвращение после службы в институт без экзаменов. Деев не служил в армии, у него была глухота на одно ухо. Девчонки были на два-три года моложе меня.

Запомнилась мне одна яркая брюнетка. Как у многих темноволосых девушек, у неё была белая, мраморная кожа лица,  ровный румянец во всю щеку. Глаза темные, чуть навыкате, губы полные, яркие, без следов помады. Несмотря на свою полную, немного оплывшую фигуру, она очень быстро передвигалась и живо жестикулировала при разговоре. Звали её Олей. Она любила яркие цвета: одевалась то в красный свитер, то в желтую кофточку. Оля очень хорошо училась. Я даже не понял, почему она не поступила в дневной институт. Позже я узнал, что в период вступительных экзаменов  Оля болела и поступать она намерена на дневное отделение. Действительно, на вступительных экзаменах я её не увидел.

Несколько человек с фирмы Антипова вначале держались особняком: высокая светловолосая девушка с короткой стрижкой и веснушками на маленьком вздернутом носу, парень, по фамилии Шеин и еще несколько человек.

Девушка жила за городом. Каждый день  ездила на электричке на работу в Москву. Зимой с утра расчищала от снега крыльцо и дорожку к туалету, топила печку. Она была старшим ребёнком в семье. В общем, жизнь у неё существенно отличалась от нашей городской жизни. «Зато у меня много времени на чтение, - не унывала она, - в электричке  почти всегда удается сесть, и я читаю всю дорогу»,- говорила она скороговоркой.

Шеин был похож на гигантского попугая: на голове у него торчал   высокий пушистый хохолок, как у какаду. Нос тоже напоминал клюв попугая. Шеин всегда носил галстук и от него исходил густой запах одеколона. Когда я его спросил, что это он строит из себя дешевую парфюмерную лавку, он ответил, что одеколон дорогой – «Шипр», а кожа у него тонкая и после бритья он обязательно должен её протереть одеколоном, иначе она воспалится.

С ними ходила девушка, «белокурая бестия», как я её звал про себя. Голубоглазая, с золотыми локонами, с внешностью валькирий из скандинавского эпоса, эта «валькирия», несмотря на свою молодость, уже работала ведущим конструктором. У неё имелся стаж конструкторской работы, но дальнейшее движение по службе было невозможно без диплома.

Большая группа молодежи работала в НИИ-2. Они тоже держались вместе, обсуждали какие-то производственные проблемы. Из этих разговоров я так и не понял, чем они там занимаются у себя на работе.

Сближение и формирование единого учебного коллектива проходило медленно. Времени для общения оставалось очень мало. Только во время лекций и коротких перемен. После окончания лекций все спешили домой, учеба заканчивалась поздно, с утра за плечами был целый рабочий день. Поэтому все долгое время группировались по производственному принципу.

  В  воспоминаниях я старался запечатлеть множество мгновенных портретов своих современников, окружавших меня людей. Как  моментальные фото. Кто-то описан более подробно, кто-то менее, как очень мимолетное, субъективное впечатление. Дело в том, что миллиарды людей, живущих на земле, для каждого отдельного человека представляют собой абстракцию, слабо влияющую на  судьбу. Только те несколько десятков человек, которые непосредственно окружают его и с которыми он соприкасается в своей жизни, как бы представляют для него все Человечество. Родственники, друзья, соседи, сослуживцы – вот та среда, которая определяет наш жизненный путь, и по которой мы судим о людях. Конечно, со страниц газет на нас смотрят вожди. Они, естественно,  влияют на жизнь общества. От них иногда зависят жизни миллионов. Они решают, быть миру или войне. Будут жить народы в голоде или сытности. Кто может сказать, что судьбы стран не зависят от решений Сталинов, Эрхардов, Рузвельтов? Никто! Но маленькие плотвички не замечают поворотов русла больших рек.  Они видят лишь мелкие личинки в воде, которыми питаются, и силуэты щук, от которых надо спасаться. Хотя, конечно, от движения реки и полноводности русла зависит жизнь и плотвички, и щуки.            

Кроме того, мы покупаем множество товаров, которые произведены на другом конце земли другими людьми. Правда, этих людей мы никогда не видели,  не знаем, и не увидим.  Они  косвенно влияют на нас. С экранов телевизоров к нам обращаются люди, или своими словами, или словами героев пьес, драм, трагедий. Они тоже влияют на нашу жизнь, но также косвенно. Все же для каждого отдельно взятого человека основные представители рода человеческого - это непосредственно окружающие его люди, всего несколько десятков лиц, сопровождающих  с рождения до смерти.

Я почти прожил свою жизнь, она прошла в среде технической интеллигенции. Мне кажется, что все окружающие меня люди очень хорошие, откуда только берется зло на свете!   

А вот детство прошло в семье аппаратного чиновника. Это во многом очень похожие среды, но все же отличающиеся друг от друга. Разные проблемы, разговоры, цели, манера общения, хотя у этих сред очень близкий образовательный уровень.  Когда у отца собирались друзья, они предавались воспоминаниям о поездках за границу, рассказывали интересные случаи из жизни, обсуждали сослуживцев и иностранных партнеров. Ни разу я не слышал профессиональных разговоров. А вот в 60-70 годах в застольных разговорах технической интеллигенции в основном говорили о работе, технических проблемах. Даже имела хождение поговорка: «в застолье о работе, на работе о женщинах». Знаменитые разговоры диссидентского толка вошли в моду значительно позже, в период застоя.  

 Я, например, не могу  представить себя в среде работников торговли. Может быть, эта очень субъективная оценка сформировалась в результате  поверхностного общения с этой средой, частых малоуспешных встреч за прилавком и укоренившегося негативного мнения о моральных качествах людей, непосредственно стоящих у «распределительных кормушек» страны. Таково мое, может быть, субъективное, но честное мнение.

 Артистическая богема ведет свой особый вечерний образ жизни. У них по-другому построен рабочий день. Впрочем, я плохо знаю эту среду. Могу только предполагать.

Рабочую среду я очень хорошо знаю, сам - бывший рабочий с десятилетним стажем. Среда по духу очень близка к технической интеллигенции. И не потому, что, как говорили «строители коммунизма», произошло сближение «умственного и физического труда», и рабочие по уровню культуры и квалификации догнали инженеров, скорее наоборот. Просто и настоящая рабочая среда, и техническая интеллигенция -  созидатели. Основная задача - создать материальную вещь. Очень близка разговорная речь, манера одеваться. В цеху мы работали- рука об руку с инженерами. Сфера вопросов, обсуждаемых у верстака, была самая общая: техника, спорт, политика, литература. Да и зарплата у нас -  близкая по величине. Я даже не могу сказать, что инженеры пили меньше, чем рабочие. Правда, рабочая среда очень однородна в рамках одной профессии. А вот техническая интеллигенция включает много слоёв:  большой отряд инженеров, научных работников, когорту больших и малых администраторов. У всех разная оплата труда, разные интересы и сферы общения.

Я не знаю о работе медиков и учителей, естественно, там тоже имеется своя специфика.

Предполагаю, что врачи, решая каждый день проблему жизни и смерти, психологически распадаются на две группы: душа одних всегда кровоточит от допущенных ошибок (а они обязательно есть), другие привыкают к ним, грубеют душой, учатся прощать себе промахи, и даже смерть пациентов по их вине.

В торговой среде  трудно сохранить чистую совесть. Даже если люди впрямую не воруют, то они зачастую используют близость к распределению благ себе на пользу. Оказывают услугу за ответную услугу. Вспомните интермедию Райкина «Товаровед»!

 При капитализме торговля может быть созидательной сферой: надо знать спрос, качество производимых товаров, уметь организовать доставку, рекламу, угодить покупателю и т.д. Кроме того, всегда присутствует риск, который заставляет эффективно работать. В советской торговле - никакого риска, просто распределение, полная независимость от покупателей и от невзгод жизни, и от качества своего труда. Конечно, есть какой-то план, который надо, кровь из носа,  выполнять. Для выполнения этого самого плана подбрасывали в конце квартала ходкий товар. Для того, чтобы достать его, нужны были связи.  И это все! Такая жизнь растлевает. Особенно понимание того, что только факт пребывания за прилавком дает тебе право иметь то, что другие люди, стоящие по ту сторону прилавка, не имеют в условиях постоянного дефицита. Отсюда - хамство по отношению к покупателям, отсутствие инициативы.

Поступление в институт навсегда предопределяет судьбу, среду обитания человека. Впрочем, если вовремя спохватиться, то можно сменить среду, сменить институт или место работы. Я стремился в среду технической интеллигенции, наверное, я был ей «брат по крови», как сказал бы Киплинг.  

 Читая первоисточники, я понял, что Ленин очень не любил интеллигенцию. Для него интеллигенция являлась даже не классом, а прослойкой. Ленин считал, что общественное поведение людей зависит от характера их труда, места в общественном производстве. Рабочие трудятся на заводах в больших коллективах. Социализм - это коллективный труд, поэтому рабочие ближе всего к социализму. А вот у интеллигенции труд индивидуальный. Она по своему месту в общественном труде - индивидуалистическая. Врачи, артисты, начальники цехов, директора фабрик - все это одиночки. Их трудно организовать. Никакой трудовой спайки. Да и получают у капиталистов многовато. В общем, гнилые люди, никчемные, в классовой борьбе на них опереться невозможно. А то, что в его ближайшем окружении почти одни интеллигенты, так это просто исключение…

Пролетело около пятидесяти лет. Хотел бы я знать, что сказал бы прозорливый вождь, если бы сегодня зашел в любое КБ, где за кульманами, как в цеху, сидят сотни инженеров, или в крупный лечебный комплекс, туго набитый врачами. Сегодня труд интеллигенции является общественным. Трудятся мощные коллективы.

Впрочем, у Ильича были другие причины гневаться на научную интеллигенцию. Серьезные экономисты считали Ленина довольно безграмотным экономистом и философом. Вот политик, он, конечно же, гениальный! Только вот с его «абсолютно положительной» ролью в истории можно поспорить.

Незаметно пролетела зима. Шел 1960 год, год, давший название целому поколению людей и особой эпохе в жизни страны. Летом я, наконец, сдал экзамены и поступил в институт. У меня в жизни потом было много светлых, радостных и счастливых мгновений: свадьба, рождение ребенка, защита диссертации, да мало ли что еще. Но даже теперь мне кажется, что день поступления в институт был самый счастливый день в моей жизни.

Странно это! Ну, не получил бы я высшего образования, работал бы на заводе. Я там десять лет (с учетом службы армии) работал. Разве это так уж плохо! Любовь, семья, дети, реальная, уважаемая специальность - вот это действительно важно. Может быть, мое состояние эйфории можно было объяснить чувством удовлетворения от преодоления  большого препятствия, я уже и не чаял, что поступлю когда-нибудь в институт. А может быть, я просто очень хотел существовать в том социальном слое, который Ленин назвал «гнилой» прослойкой. Правда, назвал он её ещё по хлеще. Повторять не хочу.

Именно эта среда казалась мне наиболее комфортной. Даже дело не в социальном статусе и деньгах, хотелось быть грамотным. Так жить интереснее.  

Советская власть, следуя советам вождя, с недоверием и подозрением относилась к старой русской интеллигенции. В кино и литературе создавался карикатурный образ вечно колеблющегося профессора с козлиной бородкой, поддерживающего то меньшевиков, то Троцкого. Он носит пенсне,  мятый пиджак и брюки, говорит на прекрасном тургеневском языке, что тоже очень подозрительно. Это образ пособника врага или смешного, ни на что не способного чудака. Вспомните Лоханкина в романе Ильфа и Петрова! Каков портрет!

Такой образ должен был вызывать презрение, но у меня он вызывал сочувствие, протест и даже желание быть в чём-то похожим. Может быть, за смешной оболочкой Лоханкиных угадывался высокий интеллект? Позже для меня этот образ слился с героями Чехова и Вересаева.

Надо сказать, что именно такой интеллигент был  нужен Советской власти, ей был очень даже нужен инженер Забелин, которой тоже являлся частью старой русской интеллигенции! Этот образ на самом деле оказался носителем традиций российской культуры, дворянской и разночинской. Русский интеллигент впитал в себя дворянскую романтическую культуру Пушкина, обычаи и манеры, восходящие к чиновничьей России, высшие чины которой с лентами через плечо и орденами фланировали по зеркальным паркетам Зимнего. Он был наследником культуры офицерства, с его пониманием чести и служения отечеству. С другой стороны, они явились продолжателями дела Белинского, Добролюбова, Писарева с их тягой к естественным наукам и новым идеям. Я очень образно представлял себе фигуру разночинца: блестящие горячечные глаза, чахоточная бледность лиц,  героев Тургенева и Чернышевского. Именно на почве соединения этих двух культур появилась русская интеллигенция конца девятнадцатого – начала двадцатого веков.

Советы создали свою интеллигенцию. Помните трилогию о Максиме! Тысячи таких Максимов пошли на рабфаки. Они мыслили по-другому, общались по-другому, у них были другие идеалы. Они не носили бородок, пенсне, это были рубахи-парни, наследники Павла Власова из романа «Мать». Будучи грамотными, энергичными,  являлись представителями новой культуры, мало, что унаследовавшими от дореволюционной. Всё равно, то была интеллигенция… Я питал надежды, что, в конце концов, эта новая интеллигенция вспомнит славные традиции и восстановит прерванную связь, впитает всё лучшее из предыстории!     

Проверив списки поступивших в институт, и убедившись, что наши фамилии в списках есть, я и Деев кубарем скатились по ступенькам подъезда одного из корпусов института.

 На тротуаре стояла пара - парень и девушка. Они учились вместе с нами на курсах. По их лицам я сразу понял, что их в списках нет. Я хотел подойти, ободрить, посочувствовать, но вовремя вспомнил, как мне в свое время было тяжело принимать сочувствие и соболезнование от друзей, с которыми я готовился и сдавал экзамены. Я подошел к ним, поздоровался и больше ничего не сказал. Они посмотрели в мою сторону отсутствующим взглядом. Я понимал, как им сейчас горько. Но это не помешало мне ликовать от восторга.

Сам я давно понял, что удары судьбы надо переживать в одиночестве, зачем отягощать других, даже самых близких людей, грузом своих проблем?

А вот радоваться хорошо вместе!