К нам в батарею тоже пришло молодое пополнение. На место шофера, водителя грузовика ГАЗ-63 Гончаренко из дивизионной автошколы пришел молодой шофер Бондарь. Гончаренко был очень опытный шофер со стажем. Его машина возила наш расчет и служила тягачом для орудия. В условиях учений, на пересеченной местности, в грязь и дождь важно было не застрять с полуторатонной пушкой на прицепе. Тогда ее приходилось тащить за пехотой на руках. Иногда пехота помогала, но очень неохотно. «Вас, бездельников, на машине возят. А мы с полной выкладкой, с пулеметами, минометными стволами и плитами все пехом, да пехом! Так хоть иногда покатайте свою пушку», - говорили они.
Однажды, когда машина застряла, а пехота ушла вперед, атакуя «противника», нам пришлось около километра тащить пушку вчетвером. В конце концов мы застряли в глубокой, заполненной коричневой жижей канаве, из которой пушку вытащить силами одного расчета не удавалось. Орудийный расчет с облегчением расположился на станинах пушки. Достали из вещмешков сухой паек и с удовольствием расправились с батонами и колбасой. Учения прошли для нас очень даже неплохо. После окончания учений орудие пришлось вытаскивать танком. Я думаю, что во время реальных боевых действий пехота нас никогда бы не бросила. Куда же она без противотанковой артиллерии? Офицеры говорили, что во время войны противотанковая артиллерия работала с большой пользой, и потери среди артиллеристов были большие: «ствол длинный – жизнь короткая», - так говорили о противотанкистах участники войны. В мирное время служба у нас проходила, конечно, легче, чем в пехоте - на машинах возили.
Принявший машину молодой шофер Бондарь был неопытен. По бездорожью машина постоянно застревала, и вообще, мы чувствовали каждую кочку на дороге. На ухабах в кузове подпрыгивали и грохотали снарядные ящики, лопаты, колья и прочий боевой инвентарь. Через 3-4 месяца Бондарь набрался опыта и стал водить машину вполне прилично.
К нам пришел молодой сержант, окончивший школу командиров орудия. Ему пришлось по службе совсем непросто: орудийный расчет состоял из трех старослужащих и одного солдата второго года службы. Началась борьба характеров. Сержант оказался не из лидеров. Найти общий язык с солдатами помогли офицеры, да и сама армейская служба дисциплинировала.
Появился у нас молодой грузин Арчил Датошвили, украинец Подопригора и еще несколько молодых солдат. Все ребята пришли из деревень, выглядели совершенно растерянными. Новая жизнь их просто обескуражила. Внешний вид у некоторых был уморительный. Обмундирование оказалось не по росту: гимнастерка - до колен, из больших воротников выглядывали тонкие, длинные шеи, ремень болтался на животе, собирая в складки гимнастерку.
Я вспомнил, что всего год назад сам выглядел так же, а, может быть, еще смешнее. Московские новобранцы были гораздо сложнее, чем «теперешние». В нашем эшелоне тогда ехала молодежь с московских окраин и больших заводов. Они говорили на каком-то своем «приблатненном» языке. Конечно, эти ребята являлись просто уличными шалопаями, а вовсе не урками, хотя старались внешне им подражать. Они привыкли к свободе, у них был свой метод решения жизненных проблем. Еще в карантине учебно-танкового батальона нас заставили мыть полы на лестнице непрерывно в течение всего дня. Поскольку каждые двадцать минут толпы солдат снова приносили с улицы горы грязи, наши москвичи решили, что этот труд просто бессмысленный и отказались работать, объяснив сержантам причину, как им казалось, вполне обоснованную. Сержанты приказали продолжать работу. Ребята, привыкшие к другой жизни и другим отношениям с мастерами на заводе и учителями в ФЗО, пошли на принцип и устроили бойкот. Сержанты тоже «стали на упор». Кажется, даже произошла драка. Порядок сержанты и солдаты-старослужащие навели достаточно быстро. Зачинщиков отправили на гарнизонную гауптвахту, хотя все поговаривали, что до присяги туда по уставу солдат сажать нельзя.
После карантина всех москвичей распределили по 2-3 человека в различные подразделения. Зажатые в твердые рамки армейского порядка, эти «вольные» ребята быстро потеряли свою криминальную индивидуальность.
Арчил Датошвили был очень добрый человек. Ему часто приходили из дома посылки с южными гостинцами: орехами, мандаринами, какими-то сладкими колбасками бордового цвета (говорили, что они сделаны из засохшего виноградного сока), и еще всякими вкусностями. Арчил ставил посылку на пол между койками и предлагал всем угощаться. Батарея уничтожала содержимое фанерной коробки, пахнущей сладким Югом, в один присест.
Посылки получали и другие солдаты. Некоторые прятали их под кровать или в каптерку к старшине. Они надолго растягивали удовольствие, изредка угощая друзей и командиров.
Арчил, когда волновался, начинал говорить с сильным акцентом. А разволновать его было просто. Он - вспыльчив и многословен. Стоило только рассказать анекдот про грузин или сделать ему несправедливое (с его точки зрения) замечание, как он начинал громко и взволнованно говорить, сверкая глазами и размахивая руками. Понять его слова в этот момент было очень трудно. В ответ на любую, даже самую незначительную подначку, Арчил сразу «заводился». Некоторые наши «умники» очень любили его дразнить, используя эту слабость.
Свободное копирование
