Воспоминания - 62

   Проживя таким образом шесть лет в Петровском остроге, Лорер в числе пяти преступников, где находился и друг его Нарышкин с женою, должен был отправиться на поселение, о чем объявил им добрый Лепарский[1], который в продолжение шести лет был чрезвычайно как ласков и снисходителен ко всем преступникам и о котором память с признательностью сохранили в душе своей все декабристы.

   Губернатор[2], в свою очередь, объявил им высочайшее повеление -- поселить каждого особенно в самых отдаленных местах края. Так как в числе этих мест находилось одно почти необитаемое, куда еще никого не отправляли и где жизнь должна была быть самая ужасная, то он, не решаясь сам назначить там жительство кому-нибудь из них, советовал им бросить жребий, что они и сделали; к несчастью, судьбе угодно было, чтобы бедный друг наш Лорер попал в это ужасное место изгнания и, что еще хуже, должен был расстаться в первый раз с другом своим Нарышкиным и с женою его, коих дружба одна услаждала его тяжкое положение. Но нечего делать, надо было покориться злой участи своей. Начальник губернии принял в нем искреннее участие, помог ему запастись всем, чем было возможно, до последнего гвоздя, ибо, говорил он, что в стране изгнания своего он не найдет ничего нужного для жизни. Нарышкин и другие товарищи тоже помогли ему, снабдив его всеми возможными запасами.

   Между тем он, грустный и отчаянный, ходя по городу, встретил немца пожилых лет, который, подойдя к нему, спросил: не он ли тот преступник, которого отправляют на поселение [в Мертвый Култук]; узнав, что это он, стал просить, чтобы он взял и его с собою, что, будучи двадцать лет невинно изгнан, он рад куда-нибудь выехать из этого страшного для него места.

   Тут он рассказал ему, что, когда он служил в России ктитором[3] при какой-то лютеранской церкви, которая была обкрадена, подозрение совершенно несправедливо пало на него, вследствие чего он и сослан был на вечное поселение в Сибирь. Н. И. Лорер из одной жалости согласен был взять его с собой, не говоря уже о том, что самому ему как-то легче было разделить с кем-нибудь свое тяжкое положение. Он объявил об этом начальнику, который сказал, что он может взять его с собою, как товарища, но не как слугу, ибо это запрещено, что он сам почти уверен в невинности этого несчастного и рекомендует его как доброго и честного человека.

   Легко можно себе представить, как отрадно это было для бедного друга нашего, который, в отчаянии, простясь с друзьями своими, с сердцем, преисполненным горечи, в сопровождении фельдъегеря отправился в страшное место нового своего изгнания. Дорогою фельдъегерь с участием смотрел на него и не переставал жалеть о нем, говоря, что еще никто не был отправлен туда, куда его везут.

   Несколько суток ехал он по узкой дороге, между стенами глубокого снега. Наконец, спросил, где же то селение, куда его везут? Но фельдъегерь отвечал, что трудно его увидеть, ибо маленькое селение это лежит при Байкальском озере, в ущелье гор, что построек там никаких нет и что семейства тунгусов живут там в землянках. Наконец, вечером они подъехали к тому ужасному месту, где несчастный друг наш должен был похоронить себя живым. Звук колокольчика вызвал навстречу к ним несколько тунгусов, которые с ужасом и сожалением на лице смотрели на несчастного изгнанника. Он, страшась сырости, просил их об одном, чтобы дали ему хоть самый малый уголок, но только на поверхности земли, а не в землянке. Ему предложили самую маленькую комнатку в каком-то деревянном строении, чему он был очень рад, и начал с товарищем своим вносить туда все свои запасы, коих было так много, что половина маленькой комнатки его была заложена ими от низу доверху.

   Когда все устроилось и когда он, с признательностью в сердце и наградив деньгами доброго фельдъегеря, простился с ним, он, изнеможенный, упал на жесткую постель свою и горько-горько заплакал. Потом велел товарищу своему зажечь восковые свечи, которые были с ним, поставить для себя самовар, ибо сам он не хотел и не мог ничего есть.

   Когда комнатка его осветилась, то он увидел у дверей своих несколько человек русских тунгусов с женами и детьми, которые с любопытством и с большим сожалением на лице смотрели на него, и, когда он их спросил, отчего они о нем так жалеют, они отвечали, что ужас ожидает его здесь, что обыкновенно в летнее время набегают на жилища их шайки, которые убивают жителей и, ограбив все их имущество, скрываются опять в ущелья гор, что вследствие этого, чтобы спасти свою жизнь, все население отправляется обыкновенно летом в леса, где и занимается ловлей зверей, что если эти разбойники увидят его здесь с его имуществом, то, конечно, не оставят его в живых. Можете себе представить, с каким ужасом слушал их бедный наш Лорер!

   Когда он решительно объявил им, что он в летнее время отправится с ними в леса, то они с горестью отвечали, что это невозможно, что он не в силах будет выдержать ту жизнь, которую ведут они там, скитаясь по лесам и проводя большею частью ночи в болотах, где никак не могут укрыться от множества комаров и других насекомых, которые невыносимо их терзают.

   Слушая их, бедный наш друг погрузился в тяжкую задумчивость и, видя безвыходное свое положение, с горем в душе готов был уже с смирением покориться воле божией и жестокой участи своей, как вдруг услышал звук колокольчика. С изумлением вскочил он с постели, полагая и страшась, что не пришло ли повеление услать его еще дальше куда-нибудь. Но в вошедшем человеке он узнал бывшего своего доброго фельдъегеря, спасителя своего, который подал ему пакет и объявил, что он должен ехать обратно в Иркутск. С восторгом распечатав пакет, он узнал, что, по просьбе племянницы своей Розетти[4], ныне Смирновой, которая была в то время фрейлиной при дворе, государь император согласился, чтобы он не был разлучен с другом своим Нарышкиным и чтобы их отправили вместе на поселение.

   Легко понять можно радость и восторг бедного Лорера! Он впоследствии говорил нам, что подобная радость не может существовать на этой земле и что он истинно в ту минуту сам себя не помнил. Обратясь же к дверям, он тронут был до глубины души, увидев добрых тунгусов с женами и детьми, стоявших на коленях и со слезами благодаривших бога за его спасение! Он, от сердца поблагодарив их и отдав им все свое имущество, простился с ними и немедля, с радостью в душе, поскакал обратно...