Между тем дочь Петра Николаевича росла и образовывалась; он ничего не жалел для ее воспитания, любил ее искренно, и она была его единственным утешением. Он продолжал сохранять дружеские отношения к беспутной жене своей, жалел о ней, был в переписке с нею, всегда старался ее оправдать, приписывая болезни все ее поступки.
Прошло уже более тридцати лет, как они расстались; в настоящее время (1859 г.) они оба живут в разных местах за границей, оба устарели; красоты ее, говорят, и тени не осталось; она продолжает жить почти в нищете, хотя и получает содержание от Петра Николаевича. Бобарыкин же наделил ее такими билетами, которые впоследствии оказались недействительными. Говорят, что и теперь она приезжает иногда к Петру Николаевичу, который принимает ее, как стороннюю женщину.
Из писем его ко мне я вижу, что они в лучших отношениях и что он, отдав дочь свою замуж за какого-то итальянского графа, очень хорошего человека, обязан, как видно, этим бывшей жене своей, которая, по словам его, оказала в этом случае искреннее участие и которая на свадьбе дочери брата Петра Николаевича играла роль матери, благословила ее и ездила сама с нею в Париж, чтобы закупить все ее приданое.
Теперь брату моему лет под семьдесят, он живет один в Висбадене, где у него собственный дом и где он отдыхает от прошедших тревог жизни своей и утешаясь за все прежние страдания устройством и счастием дочери своей, если только она счастлива... История жизни двоюродного брата моего так интересна и так необыкновенна, что могла бы служить сюжетом какому-нибудь отличному писателю. Окончив ее, я думала, что пришел конец и Запискам моим, но, вспомнив, что я почти ничего не сказала о несчастной судьбе доброго друга и товарища детства моего Николая Ивановича Лорера, и считая за грех не изложить на бумагу хотя часть тех интересных событий, которые отравляли всю жизнь его и сколько-нибудь остались в памяти моей из его рассказов, постараюсь изложить их здесь, пока худое зрение мое мне еще это позволяет.