31 октября
Утром ходил по Москве, смотрел на толпу, чувствовал свой отрыв. Вернулся в гостиницу. Пришли Леля и Держановский. Леля хотела идти со мной гулять, но увязался Держановский, к её, кажется, огорчению, не к моему. У Держановского уже планы, чтобы я выступил на Радио.
Иду в Персимфанс: Цейтлин, Мострас, кстати зашедший туда Юровский. Ласковая встреча, воспоминания, как в прошлый приезд все дела решались тут, чем я воспользовался, чтобы сейчас же исследовать пути получения паспорта. Ряд телефонных звонков, в том числе к Литвинову, к которому хочу поехать с визитом, он был очень мил в прошлый раз. Возвращаюсь домой, ем в довольно вонючей (пахнущей кухней) столовой моего отеля. Утром прочёл надпись «Не превращай официанта в лакея» и не дал на чай. Видя сухой взгляд, спросил; ответ: «Получаем жалование». Я дал.
Держановскому дарю шляпу. Едем к Мясковскому. Играю «Вещи в себе» (пальцу лучше, служит, хотя немного больно). Мясковский заставляет каждую вещь играть дважды. Вторая нравится больше первой, хотя в первой больше нового. Меньше нравится середина. Оставляю ему Симфониетту. Он справлялся, можно ли мне зайти к Раевским. Говорят, можно, поэтому от него иду. Анна Петровна, Алёнушка, полудевочка, полубарышня.
Иду к Мейерхольду обедать. Он очень горячо о Шурике и Наде, но не первый раз горячо; впрочем, связи у него всё-таки есть. После обеда Гусман, Мейерхольд и аккомпаниатор. Играем «Стальной скок», объясняю возможности (играем в четыре руки). Производит иное впечатление. Планы - если поставить. Консультируют меня. Присутствует также Оборин, милый и ласковый юноша, напоминающий смягчённого Дукельского. В половине второго ночи Мейерхольды провожали меня домой. Мейерхольд о чистке, вопросы о постановлении такой-то партконференции. Гусмана чистят, собрался весь театр, начали с других, кричат: Гусмана, хотим Гусмана. Я прошу взять на чистку.
Свободное копирование
