Сентябрь
Сувчинский приехал на несколько дней, но пробыл две недели, чему я был рад. Седьмого кончаю Симфониетту. Но, ведь, уже начало осени! А я всего-навсего за лето переделал одну старую вещь! С этим чувством запоздания я на другой же день принялся за дивертисмент. Несколько дней занимался досочинением второй и четвёртой частей и пересочинением третьей. Шло приятно, так что около пятнадцатого можно было сесть за оркестровку, а всякие подробности и недоразрешённые места разрешатся во время оркестровки. Первую часть я оркестровал ещё два года назад для Дягилева, но при слушании остался недоволен: грубовато и вязко, а характер этого номера требует более сухой и острой звучности. Кроме того, я решил взять меньший оркестр: удобный для исполнения, да и зачем лишние инструменты, если можно обойтись без них? Двадцать второго первые две части готовы в партитуре, двадцать шестого - третья. Идёт быстро и легко, легче, чем переделка Симфониетты. Параллельно - корректура «Стального скока» и зуб по адресу полуинтеллигентных гравёров.
После отъезда Сувчинских вскоре приехала Пташкина учительница пения, Telly, на несколько дней, а пятнадцатого Мария Викторовна. Боровский в Южной Америке, но денег ещё не шлёт. По счастью, богатые американские старухи делают подарки Наташе в долларах — это Марвик и проживает.
Дурное настроение Пташки постепенно смягчилось к середине месяца, а затем отношения сделались и вовсе нежными. Она начала успешнее заниматься пением, и это способствовало улучшению характера. Под конец она несколько раз и с успехом пела перед гостями. Тридцатого у нас был большой чай для окрестных шателенов, которых надо было пригласить после того, как мы бывали у них. Присутствовали и Флешеры, перед тем на полтора месяца уезжавшие. Оказывается, они не только графы, но и маркизы, но носят только графский титул, так как он, хотя и ниже маркизского, но древнее. Я играл. Пташка пела.
Другое интересное сборище - был пикник большой компанией в Pierre Châtel, очень эффектном форте на горе над Роной, ныне оставленный и даже поступивший в продажу. Спускались в большой грот, уходящий вглубь наподобие раковины улитки. Внизу было темно и холодно; искали низенькое отверстие, по которому на животе можно переползти в целую систему других гротов, длиной в полкилометра.
С Шалоном работали над чисткой перевода Спака. Шалон думал не очень быстро и времени мы ухлопали тьму, но находили отличные разрешения там, где Спак отказывался. Несколько раз он поймал его на бельгийских оборотах, тогда он набрасывался на них как коршун. Один раз Шалон обманул меня, когда было назначено свидание и я ждал с нетерпением. Я разозлился и мы чуть не поссорились, но всё обошлось при следующем свидании.
Часто снились Дягилев и Сталь. И во сне мне было неловко спросить Дягилева: как же мы разговариваем с ним, если он умер? А Сталь говорил звучным весёлым голосом, и я тоже всё не смел спросить его, почему он может говорить без голосовых связок?
