По наступлении последующего дня, ездил я поутру опять к директору, но едва застал его дома, ибо в сей день надобно было ему ехать в казенную палату, для вступления в свою должность; почему и не удалось мне с ним ничего поговорить, а получил только от него приказание приехать к нему на вечер и привезть, если есть какие со мною относящиеся до волостей наших бумаги. Сими не преминул я запастись при отъезде своем из Богородицка, так как и всегда то делывал при вступлении новых командиров. Итак, проводив его со двора, поехал я для некоторых нужд в наместническое правление, а оттуда в казенную палату, где и видел вступление нового моего начальника в свою должность. Но как делать мне там было нечего, то поехал оттуда на свою квартиру и занялся весь почти день приведением в порядок привезенных с собою бумаг, для представления оных новому своему командиру, от которого бессомненно надеялся получить от него себе благодарность, ибо я употребил все, что только можно было, к преподанию ему обо всех, до волостей ваших относящихся, обстоятельствах наияснейшего понятия. Но как жестоко я в том и ожиданиях моих обманулся, и как много после жалел о том, что иное для угождения ему сочинял, писал и делал!
Приехав к нему, по приказанию, перед вечером, нашел я его одного и меня уже дожидавшегося. Он принял меня опять ни тепло, ни холодно, и при первой встрече смутил уже меня своими вопросами, произносимыми хотя тихими, нескорыми, гладкими словцами, но таким тоном, который мне что-то очень-очень не нравился. "Что батюшка? сказал он, привезли ли вы с собою бумаги, о которых мы говорили?" -- "Привез", отвечал я ему и, вынув из-за пазухи целую кипку оных, ему вручил. -- "Ну, посмотрим, батюшка, и пообъяснитесь мне об них". Сказав сие, пошел он отыскивать любимые свои большие и прекрасные счеты, на которых был он превеликий мастер все выкладывать, и усевшись с ними за небольшой столик, был так груб, что и не посадил меня подле себя, сказал: "Ну, посмотрим-ка, посмотрим и поглядим, что такое?" Сими и подобными своими холодными и как бы презрительными словами и вопросами, при первой встрече, так он меня расшевелил, что я вознегодовав о том, жалел уже, что я ему их все вдруг представил, и если б можно было, то половину б из них опять у него из рук вырвал и спрятал. Но как сего сделать было уже не можно, то принужден был, стоючи уже пред ним, ему об них объясняться: "Вот, сказал я, список всем находящимся в волостях селам и деревням, с показанием сколько в них жителей, дворов, земли и прочих угодий; вот маленькая карточка, сделанная мною для вас, для показания положений их и расстояний от Богородицка". Он взял ее, развернул и начал рассматривать; рассматривал долго; но вместо того, чтоб ею полюбоваться и сказать мне за нее спасибо, или, по крайней мере, изъявить хоть маленький знак своего удовольствия; не только не сказал мне на сие ни одного слова, но, схватя свои фаворитки-счеты, начал на них поверять, точно ли так показаны общие суммы людей, земли и прочего. Сие меня так удивило и поразило, что я стоял ровно остолбеневши и с нетерпением дожидался, покуда он свои поверки кончит. А между тем приметив совершенное его в географических сведениях невежество, сам в себе в мыслях говорил: "ну, брат, видно, что ты хват и детина ловкий, и что-то окажешь в себе далее, а начало что-то не обещает ничего хорошего".
Кончив свои поверки и не найдя ни в чем ошибки, сказал он: "Ну, батюшка, что далее?" -- "А вот", сказал я, развернув третью бумагу и пояснив: "список всем чиновникам и служащим при разных подлинностях по волости, с показанием получаемого ими денежного и хлебного жалованья, и некоторые объяснения, до них относящихся". Он, взяв сию и начав рассматривать, изволил изъяснить свое удивление, сказав: "Э! э! э! сколько ажно их, и какая огромная сумма денег и хлеба на их расходится; да кто это их столько насовал?" Вопрос сей вздурил меня еще больше, и до того, что я с некоторым негодованием ему на сие сказал: "Так угодно было прежним главным начальникам, коим вверяемы были от ее величества государыни императрицы в управление волости и все в них распоряжения, да и собственной воле ее величества. Без ее соизволения и апробации ничего не было предпринимаемо". Сим поизумил и поошарашил я его несколько; однако, он не преминул и тут, взяв опять свои счеты, и на них все числы поверять, и я опять несколько минут в молчании и удивлении его копотливости -- стоять и дожидаться. Кончивши и сие и не найдя опять ни в чем никакой погрешности, спросил он: "Ну, что далее, батюшка?" -- "А вот, сказал я, показание всех источников доходов волостных, денежных и хлебных, обыкновенных ж случайных, и количеств их. И не давая ему времени заниматься опять своими поверками, схватя и развернув одну за другою прочие бумаги, ему говорил: "Вот показания всех обыкновенных и случайных денежных и хлебных расходов, вот ведомость о имеющихся теперь в наличности разных денежных сумм и хлебов в магазине, вот ведомость отдаваемым в оброк наемным землям, вот список всем строениям казенным, находящимся в волостях, вот ведомость о разных материалах, вот показание о разных по волостям заведениях, вот ведомость о волостном гошпитале и обо всем, касающемся до оного, и наконец, вот особенные и нужные для сведения вашего о разных вещах и обстоятельствах замечания". Сими последними надеялся я в особливости ему угодить, так как мне то удавалось делать в рассуждении прежде бывших командиров. Однако, к чувствительной досаде моей, и в том я неведомо как обманулся: он не только и не подумал за все сие и труд и услугу мою меня поблагодарить или, по крайней мере, изъявить свое благоволение, но, напротив того, все сие слушал и, принимая моя бумаги, смотрел на них с таким хладнокровием и неуважением, что меня до бесконечности удивило; и не сказав мне ни полуслова, принялся по всем им рыться, копаться, поверять на счетах, во всем не доверять, во всем сомневаться и заставил меня больше часа смотреть только на себя с прежним негодованием и только в мыслях твердить: "Ну, хорош, нечего говорить, хорош молодец, подрадели нам добрым детиною; и как-то нам будет с тобою ладить и уживаться?" Наконец, дошло до того, что я стоючи даже устал, и видя, что он меня не сажает, сам уже, не говоря ни слова, взявши стул, подле его сел, и насилу-насилу дождался покуда он свое копанье и перешариванье всех бумаг кончил. Истинно продлилось сие более двух часов и кончилось тем, что он, вместо изъявления какого-нибудь удовольствия, мне только сказал: "Хотелось бы мне, батюшка, видеть ваших секретарей и поговорить с ними, пришлите-ка их ко мне, как возвратитесь в Богородицк". На сие сказал я ему только: "Хорошо, и я пришлю их". И после того от досады и негодования не стал долее у него медлить, а откланявшись поехал на свою квартиру, и во всю дорогу только дивился странному и необыкновенному характеру моего нового начальника, вперившему в меня мысли о себе не очень-то выгодные.
Я возвратился домой уже к самому ужину и нашел сына своего в разговорах с умною и ласковою нашею хозяйкою и случившимся быть у них г. Левшиным, с которыми успел он уже короче познакомиться и всеми своими поведениями и разговорами все семейство г. Юшкова так очаровать, что все они его искренно полюбили и хозяйка хвастала тем, что она провела весь вечер с отменным удовольствием и без малейшей скуки. Они не преминули меня спросить, как проводил я свое время у своего нового начальника и каков он мне показался? Но что мне было на сие сказать? Я другого не нашел сказать им в ответ, что хорош но сказал сие таким тоном, что они могли догадаться, что было у меня на уме, и примолвили только, что и им уже известно, что все как-то его не очень хвалят и что и при самом вступлении его в должность свою по казенной палате успел уже он вперить во всех не весьма выгодные о себе мысли.
Сим кончился сей весьма памятный для меня день
Свободное копирование
