В последующий за сим день происходило ввождение новых судей в их должность новым нашим предводителем, другом моим Николаем Сергеевичем Арсеньевым. После чего, как он, так и все судьи у меня обедали и потом уже разъехались по домам. Я как-то был весь сей день в смущенном состоянии духа. Чем ближе приближалось время к разрешению судьбы дочери моей, нем более замирало у меня сердце, и я не однажды обращался помышлениями моими к Богу, на Которого возлагал я всю мою надежду и передавал все на Его святую волю и благоусмотрение.
Как наутрие был тот день, в который во условию надлежало. Михайловским гостям с новым женихом приехать, для свидания с нами в Ламки, то надлежало и нам туда приехать. Но как условлено было у нас и с г. Ждановым, чтоб ему в самый этот день прислать с известием, когда они к нам для сговора будут, то не хотелось было мне самому в сей день ехать в Ламки, а хотел отправить туда, кроме Настасьи, всех своих, а самому дождаться до последующего дня, и в оный уже туда приехать. Но как жена моя на то не согласилась, а хотела чтоб и я ехал с ними вместе, то наконец согласился и я. Мы поехали туда к обеду и нашли там предводителя и исправника и еще Мих. Ник. Албычева, и провели с ними весь этот день без скуки. К вечеру ожидали мы приезжих, но они не бывали, и мы заключали, что будут они наутрие.
Наутрие проводив предводителя и исправника и убрав нашу Ольгу, стали мы дожидаться, с одной стороны, гостей из Михайлова, а с другой, по бывшему тогда почтовому дню, почты и вкупе известия от г. Жданова. Мы то и другое и получили. Но каково же было последнее? Маленькое письмецо с неожидаемым совсем нами уведомлением, что он, переговорив с своими родными, совершенно жениться раздумал. Легко можно вообразить, что неожидаемое сие известие всех нас привело в превеликое волнение. Однако, мы не столько о сем тужили, сколько радовались и благодарили Бога, что так случилось; ибо в последнюю свою бытность г. Жданов оказал столь много в себе сомнительного, что у меня замирало уже сердце, когда вспоминал я, что Настасья моя за ним будет, и что дело сие невозвратно, и внутренно уже желал, чтоб сие сватовство могло разойтиться; я и не отказывал ему, из единой благопристойности. Но как сей случай произвел во всех обстоятельствах наших перемену, то тужили уже мы, что не взяли мы с собою нашей Настасьи и что была с нами только Ольга. Подумав как бы пособить сему делу и радуясь, что узнали мы сие еще до приезда Коробьиных, решились отправить скорее Ольгу домой и привезть к себе Настасью, которая в один миг к нам прилетела. Со всем тем, к превеликому удивлению нашему, гостей наших и в сей день ни к обеду, ни к вечеру мы не дождались и не знали, что о том и заключать.
Устроение неисповедимых судеб Божеских было такое, что мы и в последующий день в ожидании своем обманулись. Мы и сей весь день прождали по-пустому и решились, наконец, на другой день ехать домой. А как и в последующие три дни не было из Михайлова никакого слуха, то легко мы могли заключать, что из всего сего новоначинаемого дела вышел совершенный нуль и что все было пустое, почему и перестали совсем о том и думать; а заключая, что воле Всемогущего не угодно было, чтоб из обоих сих сватовств что-нибудь вышло, обратились к своим делам и упражнениям.
Сим образом кончилось все наше и сколь долго тянувшееся дело с г. Ждановым, а вкупе и начинавшееся было с г. Коробьиным. Что их отъезд к нам удержало, о том не могли мы ни тогда, ни после в точности проведать. Между тем, зять мой переехал совсем жить к нам в Богородицк и расположился в нижних покоях дворцового флигеля.