3 ноября
Спали с девяти до девяти. Отдыхаем от парижской сутолки в большой, полутёмной, спокойной квартире. Хозяйка очень мила, ругает Швецию и с любовью вспоминает Россию. Вторая репетиция прошла тоже хорошо. Стокгольм - красиво расположенный, приятный город. Оркеструю «Урсиньоля», т.е. не пишу партитуру, а отмечаю оркестровку в эскизах.
4 ноября
Утром ещё репетиция, хотя можно было обойтись без неё. Вечером концерт в Auditorium, большом, некрасивом круглом зале вроде цирка. Говорят, раньше это было огромной цистерной для нефти. Много народу. Я играл на «Стейнвее». Хорошая марка, но тугая. Привыкнув к лёгкому «Плейелю», я плохо рассчитывал удар. Каденцию я технически сыграл неважно. Скерцо хорошо. В финале заслушался оркестра (в главной партии) и наврал, но Добровейн молодчина и поймал меня очень ловко. Успех хороший. Вызовов три. Добровейн затем дирижировал 6-ю Симфонию Чайковского и имел шумный успех. Я давно не слышал Шестой и потому была большая свежесть восприятия, первая часть превосходно сделана, вторая наоборот - и сделана плохо, и материал неважный. Скерцо отлично слажено и очень красиво, хотя не всё - конец плох. В четвёртой части изумительное заключение (и какая звучность!), об остальном можно спорить.
После концерта приём у Нобелей. Я много говорил с Добровейном, который очень мил, много рассказывал забавного. Вспоминали мой инцидент с Рахманиновым; после смерти Скрябина исполнение Рахманиновым 5-й Сонаты; я: «Сергей Васильевич, вы всё-таки очень хорошо сыграли Сонату». Негодование Рахманинова. Но Добровейн сказал, что с Алчевским, который обожал Скрябина, вышло ещё хуже: во время исполнения Рахманиновым 5-й Сонаты (но не в Петербурге, а в Москве) Алчевский так бесился, что его прямо держали за фалды; по окончании он всё-таки вырвался, помчался к Рахманинову и сказал: «Вот, Сергей Васильевич, я радуюсь, что я не композитор, а то умру я – и какой-нибудь осёл её вот так же исковеркает». Его увели друзья в предотвращении скандала.