Любезный приятель! При конце последнего моего письма, описывая путешествие наше в Кирсановскую нашу деревню, остановился я на том, что мы с сыном моим, наконец, в оную 10 числа сентября 1792 года приехали. Теперь расскажу я вам, что мы в оной делали и как препровождали свое время. Как сыну моему никогда еще бывать в ней не случалось, то, пообедав излегка, спешили мы с ним обходить и осмотреть всю нашу тогдашнюю там усадьбу и полюбоваться прекрасными положениями мест, видимых с оной. Сыну моему, как любителю красот натуры, они весьма полюбились. Он расхвалил оные впрах, а не менее любовался он и нашею дубовою рощею, позади двора нашего находившеюся. Впрочем же, надобно сказать правду, что не чем было ему полюбоваться. Дома у нас там никого не было, да и дворишка -- самый тесный и пакостный; а нельзя сказать, чтоб и белая избёнка, в которой мы имели тогда свое обиталище, была весела и довольно спокойна. Со всем тем, мы были ею довольны и, расположившись в ней ночевать, успели еще в тот же день не только всё и всё ближнее осмотреть, но написать еще и к домашним нашим родным письма, для отправления их наутрие, с едущими в Тамбов людьми.
Теперь скажу, что какова неблагоуспешна была вся езда наша до сего места по бывшим в продолжении оной разным остановкам и неприятностям, таково же неблагоуспешно было и все наше пребывание тогда в сей деревне, и самый первый день жительства нашего в ней начали уже мы провождать не очень весело. У сына моего что-то, с самого утра, побаливала голова, может быть оттого, что оба мы спали не очень покойно; а тут повстречалась с нами тотчас забота о нашей кибитке. Ее довезли к нам так разломавшеюся в столь в худом состоянии, что мы за необходимое находили отправить ее тотчас назад в село Расказово, для починки и приведения в такое состояние чтоб могла она послужить нам и при обратном путешествии. Между тем, как мы пили свой чай, отправляли помянутых людей в Тамбов и с кибиткою в Расказово, и я занялся разговорами с сошедшимися к нам нашими крестьянами,-- прилетел к нам наш приходский поп Александр и занял нас своими раздабарами. О характере сей духовной особы имел уже я случаи в моих прежних письмах говорить.
Он был почти умнейшая особа из всего тамошнего околотка и достоин был особливого почтения и уважения, если б излишняя приверженность к питью не портила всего дела; а сверх того имел он в себе много свойственного иезуитам, что также было не слишком хорошо. Со всем тем, когда бывал он трезв, то никогда не было с ним скучно и можно было заниматься обо всем с ним разговорами. А как самое сие случилось и в сей раз, то заговорил он нас во все утро и мы продержали его у себя до обеда, расспрашивали его обо всех соседях и обо всех тамошних обстоятельствах, которые все были ему в подробности известны. Но, пообедав с ним и отпустив его от себя, вознамерились тотчас приступить к началу выполнения главной цели или намерения, для которой мы наиболее тогда в сию деревню приехали.
Оное состояло в том, чтоб переселить всю мою тамошнюю деревню на иное место, ибо как местоположением тогдашней нашей усадьбы и самым расположением дворов на ней, а особливо господского был я крайне не доволен, поелику вся длинная слобода деревни моей не только сидела на неровном и косогористом месте, но и внутри и снаружи стеснена была так, как нельзя больше. Внутри все пакостные дворишки крестьянские сидели друг с другом в таком стеснении, что не было им никакого простора; спереди, в самой близости подле дворов, прилегал скверный овраг, а за ним уже чужая слобода; а сзади, вплоть почти к огородам, их, прилегали чужие пашенные земли и общественная с другими владельцами выгонная земля, с которою не можно было делать ни каких распоряжений; словом, вся крестьянская усадьба была со всех сторон сжата и не только не имела никаких удобностей, но и недостаток в доброй воде. Что ж касается до господской усадьбы и двора, то была она еще того хуже: вся она находилась между концом оной слободы дворов крестьянских и помянутою рощею, и со всех сторон была так стеснена, что никуда, ни на один шаг распространить ее было не можно, и руки с сей стороны совершенно были связаны.
При таковых обстоятельствах, давно уже хотелось мне всю деревню сию переселить на иное место, и как крестьянским дворам, так и господской усадьбе дать более простора, да и расположить все порядочнее и лучше. Но до того времени и помыслить о том было не можно, потому что во всей тамошней общинной и в чрезполосном владении с многими другими владельцами состоящей дачи не имел я нигде такого просторного куска земли, в единственном моем владении состоящем, которое бы удобно было к такому поседению; почему и принужден был я, до поры до времени, вооружаться терпением и довольствоваться прежнею усадьбою. Но как тогда имел я у себя в двух местах отмежеванную мне, за 4 года перед тем, в единственное мое владение купленную из казны землю и в обоих кусках были места, удобные и к поселению -- то и помышляли мы с сыном, приискав где-нибудь на сих землях способное к поселению деревни место, на оное, буде не вдруг всю деревню и тогда же переселить, так, по крайней мере, назначить, расчертить и учинить переселению деревни при себе хотя начало.