10 октября
Опять был в Париже, у Вышнеградского, в его банке. Меня провели в великолепный салон. Поневоле мелькнула мысль: а бумаги-то не отдают.
Вышнеградский появился весёлый и любезный, и уселся на стул, подсунув под себя ногу. Для своего возраста он был чрезвычайно молод: ведь у него родился сын одновременно с моим Святославом и одновременно с его собственным внуком. Но когда я объяснил ему, что с целым рядом лиц выступаю против Международного банка, требуя возвращения бумаг, он омрачился (видимо, вся эта история была ему неприятна) и сейчас же встал. «Ну что-ж, будем судиться», сказал он. Я начал объяснять, что мне самому это очень неприятно, что я отлично помню его услуги, оказанные мне, и что, наконец, если ему моё выступление неприятно, то я могу прекратить это дело. Он ответил: «Нет, пожалуйста, лишний человек, примкнувший к этой группе, для нас не составляет разницы». Затем он поклонился и вышел. Итак, хотя я формально получил разрешение, но ушёл я с неприятным осадком.
Вернувшись в Bellevue, я старательно делал корректуру Скрипичного концерта.
Свободное копирование
