19 июня
Hébertot категорически отказался дать мне какие-нибудь деньги под «Огненного ангела», хотя бы как аванс под будущие поспектаклевые гонорары. Обещал поставить в будущем сезоне, но без гарантии. Словом, всё выглядело шатко. Ему очень хотелось, чтобы Кусевицкий в будущем году давал концерт в Champs Elysées. а не в Opéra. Я предложил свести его к Кусевицкому, предупредив, что Кусевицкий. может быть, даст мне денег на оркестровку «Ангела», если Hébertot гарантирует постановку.
Мы поехали к Кусевицкому. Hébertot сразу обещал ему поставить «Ангела» осенью 1925 г. (т.е. через сезон), Кусевицкий же обещал к тому времени представить ему оркестровый материал и напечатанный с французским текстом клавир. С обеих сторон неустойка в десять тысяч франков. Затем разговор перешёл на концерты Кусевицкого в Champs Elysées. Кусевицкий сказал, что подумает. Hébertot уехал, предложив, чтобы Эберг приехал к нему оформлять это дело. Дело выглядело в шляпе и я очень благодарен Кусевицкому. Относительно же денег Кусевицкий, конфиденциально от Hébertot, сказал мне, что просто субсидирует меня суммой в десять тысяч франков независимо от «Огненного ангела». Эти деньги я должен возвратить ему, когда мне это будет удобно. Таким образом, Кусевицкий поступил как джентльмен и друг. Расцвету дружеских чувств способствовало то, что я несколько дней перед тем сказал ему, что, если я напишу симфонию, то для него, и посвящу её ему.
Днём Б.Н. приводил Никиту Магалова, который очень чисто играет на рояле; сочиняет он тоже чистенько, но абсолютно бесцветно. Правда, ему так мало лет, что ему трудно что-либо предсказывать.
Я заметил, что у детей-композиторов переломный возраст тринадцать-четырнадцать лет, т.е. наступление половой зрелости. В это время талант или глохнет, заслоняемый другими интересами, или же становится на твёрдую почву.
Никита очень хорошенький мальчик, но его так испортили в Америке дамы и больше всего сама мамаша, что он превратился в противного ломаку.