13 июня
Письмо от Hébertot: Вольф освободился и будет слушать «Огненного ангела». Удивительно, как всё это делается: я должен был уехать из Парижа сегодня утром, но отъезд задерживается из-за того, что мама не приехала и дела не налажены. Поезд должен был уйти в 8.40 утра, а письмо от Hébertot подаётся в девять. Серьёзное ли у него намерение при такой тактике? Но во всяком случае будем почитать за серьёзное и надеяться на Вольфа с Комиссаржевским. Я отправился к Вольфу, который был весел и дружественен, показал длинный, уже отпечатанный список опер, которые они объявляют на будущий год, но прибавил: «Не беспокойтесь, мы всего этого ставить не будем, и некоторые из объявленных заменим другими». Слушание «Ангела» назначил на послезавтра.
Вечером - на дягилевский спектакль: Пташка, я, Сувчинский, его belle-soeur Апухтина. Шла какая-то оперетка Шабрие, которая была некогда написана с разговорами, но для этих разговоров Мийо написал музыку. Получилась вещь пустая, нудная, длинная. Оперетка без остроумия и живости. Дягилев её поставил под влиянием каких-то непонятных законов своей новой эволюции. Публика была недовольна. Во время действия начались с галёрки восклицания, шикание, подсвистывание с целью сбить актёров или аплодисменты без всяких поводов с целью заглушить музыку. Словом, то, что творилось в зале, было во много интересней происходившего на сцене. Стравинский сидел в ложе недалеко от нас и был в видимом бешенстве от поведения публики. Иногда он резко шикал по направлению к галёрке. Весьма возможно, что именно он убедил Дягилева поставить эту вещь. По окончании Сувчинский сказал Стравинскому: «Я понимаю, что могут существовать известные принципы, которые заставили поставить такую вещь, но мне кажется, выбор неудачен: зачем же брать такую скуку: «Севильский цирюльник», сделанный в таком же стиле, куда живее». Стравинский рассердился и, сказав: «Вы все дикари», ушёл. Последним номером шла «Весна священная». Я слушал с большим увлечением, и опять эта вещь мне больше понравилась со сценой, чем без сцены в концертном исполнении. Для концертного исполнения «Весна» неприятно-бесформенна; в сценическом же исполнении эта бесформенность оправдывается сценой. Как раз обратное со «Свадебкой»: там я чувствую сцену необязательной, как бы придатком, и очень хотел бы послушать её в концерте. По окончании «Весны» в кулуаре я встретил Стравинского и, подойдя к нему и похлопав, совершенно искренне сказал: «Браво, молодчина, старик!» «Старик» я сказал в дружеском смысле, как во Франции постоянно говорят «mon vieux», но Стравинский вскипел: «Как бы вам не оказаться в стариках!», - воскликнул он и убежал не прощаясь. Все были удивлены и амюзированы.
Свободное копирование
