Письмо 275.
Любезный приятель! Во все течение августа месяца не произошло со мною ничего особливого и такого, о чем бы стоило труда упомянуть. Все шло у нас хорошо и тихо и мирно. Разъездов кое-куда в гости и угощения у себя было довольно; а достопамятно было только то, что в половине сего месяца был у нас столь сильный мороз, что повредил собою многие произрастения и все гречихи. Что касается до моих упражнений, то состояли они наиболее в читании книг и переводе помянутой уже мною книги. Таким же точно образом прошла в мире и тишине и вся первая половина сентября месяца, и особливость была только та, что пришел к нам слух, что командир мой г. Юницкий хочет иттить в отставку и подал будто бы уже о том челобитную. Я дивился тому и не хотел верить. Но как слух о том подтвердился, то вздумалось мне, пользуясь его благосклонностью, выпроситься еще раз съездить к себе на несколько дней в деревню. И как он мне в том не отказал, то в половине сего месяца и полетел я туда, взяв опять с собою одного только моего сына, куда на другой день и еще засветло и приехали.
К езде сей побуждало нас все еще продолжающееся опасение, чтоб не потерять мне каким-нибудь образом своего места; и нам хотелось мало-помалу поприготовлять в деревне все нужное для будущего своего жительства, дабы, при внезапной смене, приехав в деревню, не претерпевать в чем-нибудь нужду. Слух о хотении идти в отставку нашего директора заставливал меня помышлять и о себе и увеличивал мое опасение. Итак, хотелось нам воспользоваться тогдашним осенним и свободным уже от полевых работ временем и что-нибудь в деревне сделать.
По приезде своем в оную, нашли мы маленькие хоромцы свои в расстройке. Плотники начали уже производить в них кое-какие переделки, а печники уже пришли и хотели класть печи. Но как бы то ни было, но мы принуждены были в оных от случившегося тогда холода искать себе убежища, ибо старые большие хоромы уже так обветшали, что в них не можно было никак жить. Итак, пользуясь одною целою печкою, расположились мы сами жить в предспальнике, а людей поместили в спальне, и как обжились, то было нам довольно тепло и покойно. Мое первое дело в сей приезд было то, чтоб обходить с сыном моим всю нашу усадьбу и подумать с ним и поговорить, где и что нам бы тогда сделать. Моя главнейшая забота, кроме переправки хоромец, была о том, чтоб для будущего житья в деревне запастись заблаговременно молодою и такою вблизи двора рощицею, которая могла бы нас довольствовать грибами, ибо обе прежние разрослись уже так велики, что в них грибов уже давно ничего не родилось. Мы назначали под рощицу сию целую десятину пашенной и прикосновенной к старой загуменной роще земли. И как избегая монотонии, не хотелось мне садить ее по старинному обыкновению длинными и поперечными рядами, а, полюбив английские натуральные сады, обоим нам хотелось насадить ее таким образом, чтоб она походила более на натуральный лесок, нежели на саженную рощу, и могла бы со временем составить некоторый род маленького парка или увеселительного придворного лесочка, могущего не только довольствовать нас грибами, но и доставлять нам удовольствие в прогулках по оной,-- то и принялся я тотчас делать ей план и прожектировать, где быть в ней лесным кулигам, и где и каким полянкам и лужайкам, и в первый еще день успел не только оный сочинить, но и назначить все кулиги и полянки в натуре, обтыкав их ивовыми веточками. А как между тем собраны были и все крестьяне с их женами, то на другой день и приступили мы к садке деревьев в нем, выкапывая оные кое-где в усадьбе и привозя из леса; и в два дни почти всю ее на первый случай понаметали оными. Итак, 19 сентября 1791 года был достопамятен тем, что нынешний мой так много меня увеселяющий парк получил в сей день первое свое основание.
Свободное копирование
