1791 - 7

Письмо 272.

   Любезный приятель! Мы пристали и расположились в сей раз в зятнином доме, находившемся подле самого почти Донского монастыря, на большой Калужской улице. Зять мой, светрив купил оный, сам не зная на что, незадолго до того времени, и жил уже тогда в оном. Он был уже не новый, деревянный, и хотя не очень велик, но для помещения всех нас довольно просторный. В особенности же был я доволен тем, что получил для своего пребывания особый покоец, построенный на дворе, куда мог я всегда для занятия собственными своими делами от прочего семейства и от приезжающих гостей уклоняться и заниматься там особенными своими упражнениями и книгами.

   Пребывание наше в сей раз в Москве не продлилось долее дней 15 или 16; но, по превеликому множеству хлопот, сует, разъездов и разного рода развлечений, показалось мне более месяца. Боярыни наши, помышляющие только о своих нарядах, езжали то и дело в город для закупания себе разных вещей, к тому потребных; а нередко принужден был и я с сыном моим как им сотовариществовать, так и особо ездить. Надобно было и мне кое-что покупать и делать для себя заставливать. Кроме сего, не проходило почти дня, чтоб не приезжало к нам, или к зятю моему множество гостей, или чтоб мы куда по Москве не рыскали и во многих домах не бывали. К числу прежних наших друзей и знакомцев присовокуплялось множество новых из родных и знакомых моему зятю, и у всех их надобно было побывать, поелику они к нам сами и не по одному разу приезжали. К таковым разъездам в ряды и по гостям присовокуплялись езды по собранию и другим местам для богомолья, а по наступлении масляницы -- в театры и маскарады, из которых не пропускали мы почти ни одного, но не забывали между дел и о увеселениях своих. Словом, во все наше тогдашнее пребывание были у нас все часы и минуты заняты многоразличными делами. Сам я сколь ни малую имел наклонность к такой развлекательной жизни, но принужден был брать в том ежедневное соучастие, и едва мог по нескольку часов по утрам отрывать для любимейших своих литературных занятий.

   Для доставления себе с сей стороны колико можно множайших удовольствий, употребил я и в сей раз такое же средство, какое употреблял в прежние приезды. И не успел по приезде в своей квартерке обострожиться, выбрав из каталога и написав превеликий реэстр новым французским и немецким книгам, послал оный к книгопродавцу и знакомцу своему Ридигеру с требованием, чтоб прислал он мне все их для просмотрения и выбора из них для меня угоднейших. Сей, находя в том свой счет, не преминул прислать их ко мне целую кипу. И какое же удовольствие имел я и сын мой при перебирании, просматривании и прочитывании отчасти некоторых из оных! Мы употребляли обыкновенно к тому утренние и первейшие часы дней, равно как и все те, кои оставались для нас свободными, и, по отобрании из них, какие нам более нравились, отсылали достальные обратно, с истребованием других на такое же употребление; и повторяя сие несколько раз, набрали и купили у него опять множество оных и более нежели рублей на сто; и кроме сего, покупали мы их много и в других лавках и повезли с собою нарочитый-таки запасец оных.

   Теперь было б слишком пространно, ежели б хотеть рассказывать подробно, что в который день у нас происходило, кто у нас бывал и к кому, и куда мы ездили; по сему, умолчав о том, упомяну только о интереснейших происшествиях и делах наших. К сим принадлежат, во-первых, небольшие хлопотишки, какие я имел в сию бытность по межевой канцелярии. По делам моим надобность была мне подать в нее челобитную, и я, подав ее, обыкновенною медленностию в производстве и частыми, но на большую часть тщетными поездками в межевую и битьем там по нескольку часов табалы так прискучил, что о скорейшем производстве решился просить самого главного судью межевого. Сим был тогда и всеми делами ворочал старинный мой знакомец Василий Савельевич Ваксель. Я, едучи к нему на дом, любопытен был весьма видеть, узнает ли он меня и как примет в тогдашнем своем знаменитом достоинстве. И как обрадовался я, когда увидел, что он меня не только тотчас узнал, но, расцеловав, обошелся со мною, как с другом, приласкал меня всячески, посадил подле себя, рекомендовал меня, как своего приятеля, вошедшей к нему своей молодой жене, славной и первой тогда красавице московской, стал обо всем и обо всем расспрашивать и, узнав о моей нужде, обещал употребить с своей стороны всевозможное вспоможение. А сие мне, и действительно, много помогло при тогдашней моей, относящейся до отмежевания мне земли в Тамбове, просьбы.

   Далее достопамятны были свидания мои с близким и богатым родственником зятя моего, генералом Бибиковым. Он приезжал к намъ, и мы были, по приглашению, с зятем моим у него. При котором случае имел я удовольствие слышать в доме его прекрасную музыку. Впрочем, сей г. Бибиков подал нам повод и к одной досадишке, к небольшой размолвке с моим зятем. Вместо того, чтоб удовлетворить зятя моего в одной справедливой по деревням его претензии, вздумалось ему уговаривать зятя моего войтить с ним вместе в одну лесную торговлю, и прельстил его так, что зять мой на то было совсем и согласился. Но как на торговлю сию все мы, его родные, смотрели иными глазами и, судя здравее, признавали ее не только совсем неприличною, но и глупою, ни с чем несообразною и опасною, то старались мы все его от того отклонять, и боярыни употребляли даже к тому и слезы. Но как зятику моему неотменно того, по ветренности своей, хотелось, то ему было сие крайне досадно. А за сие и поразмолвили мы было с ним так, что я хотел было тотчас из Москвы ехать домой, и действительно б уехал, если б не воспрепятствовало тому то, что не бывали к нам еще из деревни лошади. Сверх того, и оставались еще кой-какие нужды для исправления, и чрез то и поугомонилось несколько сие дело. Вскоре за сим и в конце масляницы, наступившей тогда в седьмой день после нашего приезда, приехали к нам из Богородицка и лошади и привезли неприятные и такие о тамошних происшествиях уведомления, которые смутили меня чрезвычайно и заставливали тужить о том, что я послушался своих и в Москву поехал. Но как воротить того было уже не можно, то стал я, по крайней мере, поспешать своим отъездом. Но тут как нарочно, надобно было повстречаться с нами разным препятствиям к скорому отъезду. К числу сих относилось и то обстоятельство, что я в течение масляницы хотя всех людей с ног сбил, но не мог никак еще отыскать садовника, которого мне неотменно нанять для Богородицкого сада и оранжереи было велено. Сверх того, надобно было еще повидаться с управляющим царицыным, г. Карачинским, у которого в казенном саду учился садовому искусству один из наших волостных школьников, и поговорить с ним об оном. Итак, по наступлении 24 числа февраля великого поста, поехал я к нему. Но как в сей и в последующий день, не мог никак застать его у себя в доме. Между тем имел я удовольствие спознакомиться со славным нашим сочинителем "Деяний Петра Великого" господином Голиковым, к которому в дом надобно мне было для подписки на дополнения к сей книге съездить. Я нашел его в маленьком его и вокруг установленном книгами кабинете, окладенного кругом книгами и занимающимся своим делом. Не успел он узнать, кто я таков, как вскочив бросился меня обнимать и целовать, говоря, что я ему давно уже знаком по моим сочинениям, что давно желал меня знать лично и теперь чрезвычайно рад, меня увидев. Я просидел у него более часа, и мы расстались с ним, сделавшись друзьями, хотя и виделись тогда впервые и впоследние.

   Между тем гремела и занималась вся Москва князем Потемкиным, приехавшим в оную в последние дни масляницы. Вся знать обратилась к нему для обыкновенного идолопоклонства; но нам удалось видеть его только однажды, проезжающего по нашей улице, с пышною и превеликою свитою; и я, смотря на сие, подумал и говорил сам себе: "ах! долго ли то тебе, государь наш, поцарствовать и повеличаться, и не приближается ли уже копец твой?"