ПИСЬМО 271-е
Любезный приятель! В каком положении и состоянии дел находился я при конце 1790 года, при продолжающемся пребывании моем в Богородицке и поступив под команду уже пятого командира, о том упоминал я в конце 26-й части сего описания моей жизни. Что ж касается до 1791, также многими происшествиями достопамятного года, то начал я оный провождать, живучи по-прежнему спокойно в Богородицке и в недрах своего небольшого, но милого и любезного мне семейства. Состояло оно в сие время из моей тетки, жены, сына и трех незамужних еще дочерей; четвертая же и старшая жила уже не с нами, а с мужем своим в Ламках, и будучи на сносях беременною, ожидала ежедневно разрешения своего от бремени; и, по тягости бремени, озабочивалась вместе с нами тем, что не имела хорошей бабки, по которой причине и гостила у ней в сие время ее бабушка, а моя теща.
Что касается до нас прочих, то все мы находились в кучке, и все здоровы и спокойны. Но спокойствие наше нарушилось уже в самый первый день сего вновь наставшего года. Лишь только рассвело, как является гонец, присланный ко мне из деревни нашей Дворянинова, с уведомлением, что ближний мой сосед и двоюродный брат, Михайла Матвеевич, находится при смерти и в отчаянном уже состоянии; а чрез полчаса приехали оттуда ж и мои люди и привезли ко мне кучу писем, с просьбами приехать туда и поспешить приездом колико можно. Смутила меня сия неожидаемость, и я не знал, что делать: ехать в такую даль не весьма мне хотелось, но долг родства повелевал; к тому ж, и все мне советовали труд сей предприять. Итак, отслушав обедню и собравшись на скорую руку, после обеда лег я в свой любезный возочек и, запасшись приятными книжками для дорожного чтения, велел погонять лошадей; и к вечеру, недумано-негадано очутился уже в Дедилове. Тут переночевав у престарелого знакомца своего Юлы, со множеством снова ночующего тут же обоего пола народа, прискакал я в последующий день еще до света в Тулу и, остановясь у Пастухова, поехал тотчас к новому своему командиру, для испрошения у него дозволения съездить на короткое время в деревню. И получив оное, возвращаюсь на квартиру, где встречает меня горюн наш, немец-капельмейстер, и, обливаясь слезами, жалуется, что его никак назад не отпускают, и что жить ему тут очень дурно и убыточно. Он надоел и наскучил мне даже своими жалобами. Но как пособить ему находился я не в силах, то другого не оставалось, как посоветовать вооружиться терпением и оставить его на произвол судьбы, а самому, легши опять в возочек и пообедав у Пастухова, пуститься опять в путь. И как дорога случилась хорошая, то, занимаясь чтением, и не видал как доехал до Вошаны, а тут, отогревшись чаем и переночевав, прилетел со светом вдруг и в свое Дворениново.
Как хоромы мои были нетопленые, то пристал я в сей раз в избе у моего прикащика и тотчас побежал к больному своему брату, которого хотя застал еще живым, но в отчаянном уже и совсем безнадежном состоянии, так что без жалости я на него смотреть не мог. При нем находилась тогда одна только его теща. Но как старушка сия ничего не значила, а малолетный его сын и того еще меньше, то, не долго думая, приступил я к переписыванию, прибиранию и запечатыванию всех его небольших пожитков, дабы не могли они, при кончине его, быть растасканы. И сделав сие, убедил больного собрать последние свои силы и подписать реестр оных. А потом, возвратясь на свой двор, занялся разбиранием кое-каких бумаг и подчиванием чаем приходившего ко мне нашего приходского попа Евграфа и малолетнего моего племянника, которого, по смерти отца, располагал я взять к себе и воспитать его до совершенного возраста. И в том, равно как и в других хозяйственных делах, препроводил остаток сего дня.