Четырнадцатого я приехал на дачу и опять погрузился в музыкальные занятия, зелёные прогулки и чтение Шопенгауэра. Его «Афоризмы житейской мудрости», «Парерга» и «Паралипомена» я читаю второй раз, отчёркиваю карандашом и не могу от них оторваться. Для телескопа белые ночи стали совсем неприятными: появляются лишь самые крупные звёзды: Вега да Арктур. Я направлял на них телескоп, но не получал особенного удовольствия: они просты и неинтересны. Зато я наблюдал Луну, в её первой четверти, изучая её пустынные моря и изрывающие её, как оспа, кратеры. В промежутках между музыкой, чтением, астрономией и прогулками, я отдыхал, курил английские и египетские папиросы, ел шоколад и вообще предавался кейфу, чувствуя себя превосходно. Шестнадцатого я поехал в город покупать себе новые папиросы и обедать с Мариночкой. Оказывается, она, наконец, получила ангажемент, правда, очень скромный, в Музыкальную Драму, и гордилась этим невероятно. И, вероятно, по этому поводу стала немножко подкрашиваться. Я сказал ей, что ужасно рад её видеть и повёз в «Контан», где Мариночке, не бывавшей в шикарных ресторанах, чрезвычайно понравилось. Проведя таким образом очень приятный вечер, я вернулся на квартиру, где узнал, что Борис Верин несколько раз ночевал у меня: так его доехали с невестой. А через несколько дней он дал согласие жениться, чтобы раз и навсегда отвязаться, но взяв предварительно у невесты расписку о разводе и заявив, что никаких ни близких, ни далёких отношений между ними быть не может. По-моему - странный метод отвязываться. Съездив ещё раз в мой Зет и сыграв девятнадцатого 1-й Концерт на открытии Павловска (деньги в пользу Красного Креста, согласно моего обещания Курляндскому), я отбыл на Волгу. Концерт этот я уже достаточно играл, и потому исполнение его для меня не представляло ни волнения, ни события. Был успех, два букета цветов и две «Мимолётности» на бис, которые, несмотря на всю свою ясность изложения, всё же поставили публику в тупик, смущённо похлопавшую и быстро смолкнувшую.
Свободное копирование
