Двадцать пятого мне подали телеграмму Полины. И странно, я даже немного побоялся: вдруг «да», а мне не удастся выхлопотать себе отпуск заграницу... Вот была бы насмешка! Но тревога, увы, была напрасна. Телеграмма гласила, что ей, как несовершеннолетней, не выдали заграничного паспорта. Я разозлился. По-моему, это был даже не прямой отказ, а увёртка.
Итак, я остался на берегу, а огромный транспасифический пароход уходил без меня. Пришлось сменить его речным: я решил в мае ехать по Волге, так как прошлогодняя прогулка оставила во мне превосходные впечатления. Собирался со мной и Борис Николаевич, и Алёхин, который откуда-то снова появился в Петрограде и которого я всегда рад видеть за его некоторую «экзотику», по словам Бориса Верина («Александр Александрович, вы экзот?»). Конец месяца делом я не занимался, но настроение было ничего, хотя не было никакого руля, который руководил им. Поэтому были развлечения вроде большой «железки» у меня при участии Захарова, Верина, Алёхина (приехал полвторого ночи) и прочих, всего девять человек, и с суммой проигрышей свыше полутора тысяч рублей (я - сто пятьдесят). Я играл мелко, ибо не имел денег, и так уж должен Б.Верину семьсот рублей. Но на другой день получил от Гутхейля за целый ряд романсов и за «Мимолётности» четыре тысячи, и мне опять стало жалко, что есть же деньги, а нет Сандвичевых островов!
Очень милым оказался Красный Крест. Мой начальник пригласил меня к себе и сказал, что, хотя времена изменились, но он хотел бы, чтобы у нас отношения остались прежние, т.е. чтобы я по-прежнему не утруждал себя работой, а занимался бы творчеством. Но так как надо выказать моё касание к Красному Кресту, то, быть может, я его выкажу в моей области, т.е. дав концерт в его пользу или что-либо подобное.
Благодаря любезное начальство, я сказал, что концерт теперь несвоевременен и не сделает сбора, но я выступлю в ряде других концертов и собранные деньги направлю в Красный Крест.
По аналогии с «трансатлантический». Pacifique - Тихий океан по-французски.