Июнь
Дача в Куоккале не блистала излишней роскошью, но была удобна, хозяева - милы, время - свободно, стол - отличен, конфет - куча.
Я принялся за инструментовку «Игрока» и делал страниц пять в день, а позднее и все десять, играя в промежутках в теннис. С Боренькой мы очень ладили, хотя и ссорились, когда он жулил, крича «райт», вместо «аута», или когда я его в двенадцать часов дня будил при помощи холодной воды. Также в очень дружеских отношениях я был с его меньшей сестрой Татьяной Николаевной, очень милой дамой двадцати трёх лет, жившей на соседней даче. Меньше я ладил с другой сестрой, Варей, княжной Магаловой, более невыдержанной, но она приехала позднее и мы с ней соприкоснулись мало. Довольно часто я ездил в Петроград, пока мама не уехала на юг. Четырнадцатого июня играл в Павловске 2-й Концерт, который недоповторил, но почему-то сыграл с чрезвычайным блеском. Публика шумно аплодировала, а я на бис бравировал «Сарказмами». Заезжал я несколько раз в Териоки, заглядывал к Карновичу, к Захаровым (Борис с Цецилией были в Железноводске), в церковь, но тайным желанием было - увидеть прошлолетнюю Танюшу. Но теперь мне не повезло, я встретил всех: её отца, брата, сестру - Танюша же, как золотая рыбка, была неуловима. Итак, время в Куоккале проходило между партитурой и теннисным кортом, немного однообразно, но славно. Куоккала, конечно, не получила того обаяния, которое для меня и поныне сохранили Териоки, сами Териоки, но проведённым месяцем я остался очень доволен. А в конце июня Боренька и я выбыли на Волгу, держа путь на Кавказ.
Партитура первого акта была готова и сочинение окончено.