16 марта
Насел на третий акт и кончил его, ибо днём должен был приехать Коутс послушать, но Коутс надул, его задержали в дирекции. Алчевский пригласил обедать с ним у «Донона», говоря, что будет ещё Кусевицкий, Сувчинский и Обухов и что ему хочется особенно познакомить меня поближе с Кусевицким. Я ответил: «Ну, с Кусевицким я буду ругаться!» Я имел ввиду вот что: мне многие говорили, что Кусевицкий в чрезвычайно пышных выражениях восхищается «Утёнком» и если бы теперь он мне заикнулся про это, то я ответил бы ему, что он пустой болтун, ибо 1-м Концертом он три года назад тоже восхищался, но за три года не поинтересовался ознакомиться ни с одним моим опусом. Когда я теперь, немного опаздывая к обеду, вошёл в отдельный кабинет «Донона», Кусевицкий широко протянул мне руку и ласково сказал: «Вы собираетесь со мной ругаться? Начинайте». Вид у него был такой любезный, что говорить дерзости было нельзя. Я ответил: «О, я всегда готов этим заниматься». Затем все подняли бокалы за «Игрока» и вообще наперебой были очень милы. Кусевицкий говорил, что «Утёнок» в Москве имел огромный успех, сожалел, что не слышал «Алы и Лоллия», справлялся, уступлена ли она уже фирме Юргенсон и правда ли, что я с ним в ссоре. Кстати, в каком положении мои дела с его издательством я так-таки до сих пор не знаю. Было бы пикантно, если бы он после моей провалившейся кандидатуры так мило рассуждал со мной об издательских делах. А может быть, кандидатура ещё не обсуждалась? Обед прошёл в очень оживлённой беседе. В «Медном всаднике», куда я поехал из «Донона», (второе собрание), я играл 2-ю Сонату. Музыканты ходят пока плохо, а Черепнин и Миклашевская, пришедшие в разное время, скучали. Из «Всадника» я к двенадцати часам удрал к Сувчинскому, где обедавшая компания должна была закончить вечер. Сувчинский был ужасно счастлив, что я приехал к нему и что, стало быть, тени осеннего инцидента сгинули. Обухов кончал играть свои сочинения. Положительно у него есть преинтересные проблески, хотя на самых изощрённых гармониях сплошь и рядом ужасающие мелодии. Я играл 2-ю Сонату и «Сарказмы». Последние были повторены и, видимо, произвели сильное впечатление.