21 февраля
Теляковский, демонстрация, - так надо привести в порядок первый акт. У меня есть маленькое оркестровое вступление, в которое я влюблён, но самая первая сцена совсем не написана, ибо осенью я начал сочинять оперу с рассказа Алексея о добродетельном фатере, самая же первая сцена до сих пор ещё не совсем выяснилась, ибо она не отвечает моему тезису: начать оперу сразу с самого интересного. Впрочем, если нет обуха по голове, то всё же интересно и живо – и сегодня я начал работать.
Вечером - концерт Элеоноры. Назначила двойные цены и собрала полный зал. Конечно, играет она очень недурно, но концерт, по-моему, несколько преждевременен. Среди программы мой «Прелюд» Ор.12, сыгран хорошо, с большим успехом и криками «автора», но автор не выходил.
После концерта у Элеоноры был ужин. Я. кажется, очень огорчил её, уехав к Гессенам. От дома Прокофьевых, впрочем, представительствовала мама, которую очень приглашали и которая была там в первый раз.
У Гессена Каратыгин воскликнул: «А, вот у нас и рецензия про сегодняшний концерт будет!» Я охотно согласился написать таковую. Не будь я композитор, я, конечно, мог бы быть пребойким критиком.
Бутомо рассказала про удачу с московским исполнением «Утёнка» и про Кусевицкого, сказавшего: «Я потрясён». Я смеялся и отвечал, что когда я сыграл ему мой 1-й Концерт, то он был не только потрясён, но в «эк-ста-ти-че-ском состоянии», однако это ему не помешало отрицать в дальнейшем мою музыку (и в самом деле, с тех пор он как в воду канул по отношению ко же).
Александр Бенуа был сегодня обворожителен, а Полоцкая-Емцова говорила мне дерзости.
Свободное копирование
