20 февраля
Опять голова. Ходил пешком на Острова, благо ослепительное, столь любимое мною, солнце. Оно и лекарство разогнали боль.
Алчевский приехал и Зилоти с ним переговорил. Алчевский выразил желание познакомиться с моими романсами. Алчевский через неделю мне об этом позвонит. Зилоти советует устроить концерт осенью, чтобы его теперь не скомкать. Мне немного досадно, но, конечно, осенью лучше, я с того и начал разговоры с Зилоти, а то он сам заспешил на весну.
Я спросил Зилоти, как быть с «Игроком», ибо, по газетам, на первой неделе поста предполагается обсуждение репертуара дирекцией Мариинского театра. Зилоти справился, сколько у меня готово и, узнав, что два с половиной акта из четырёх, сказал, что будет на эту тему звонить Теляковскому. Великолепно, очень пикантно: я вступаю в Мариинский театр.
Обедал у Сосницкого, вице-председателя нашего заглохшего на время войны Шахматного Собрания. В крошечной его квартире были вкусные блины, масса вина, пьяная компания из шахматистов и сотрудников «Нового времени». Велихов, дубина, хотя и член Государственной Думы, пел скабрезные песенки, а я обыграл в шахматы Левина, одного из сильнейших игроков Петрограда. Когда я, по просьбе некоторых, сел за пианино и сыграл несколько пустячков, то Юрий Беляев, автор «Псиши», сидевший рядом и, по-видимому, совсем не знавший о моих заслугах, ласково приговаривал: «Очень мило играете, очень мило, только ради Бога не изображайте из себя таланта». Последнее касалось моего замечания: «Ах, как там галдят в столовой».
Свободное копирование
