11 декабря
Сегодня я нагнал отставший дневник. Занимался английским. Башкирову предложил взять урок в два, в пять и в десять часов, но он ни в один срок не смог. Свинство, пропадает второй урок, а у меня и так денег не хватает. Вечером был в «Соколе» и с удовольствием делал гимнастику.
12 декабря
Оставил «солнце» не совсем сделанным и инструментую последующих гадов. Кажется, они забавны. К часу пошёл на генеральную репетицию «Русалки». Это интересно - на генеральных репетициях всегда толчётся вся Консерватория. Габель, как всегда любезный ко мне, повёл меня через всю Консерваторию на репетицию. Дранишников умело и уверенно вёл оперу, радуя и Черепнина, и друзей. Черепнин посадил меня рядом с собой в первый ряд и мы обменивались замечаниями об опере. У Даргомыжского безусловно есть сценическое чувство, но всё же опера весьма разбавлена, как в смысле музыкального содержания, так и в смысле напряжения и в смысле притяжения. Но многое хорошо.
На репетиции было, конечно, много знакомых.
Попав домой, я успел написать Нине небольшое письмо на «ты», затем отправился снова в Консерваторию на дебют малого оркестра, где подвизались Гаук, Крейслер и опять Дранишников. Как ни так, а всё же это своё, родное. Крейслер дирижировал довольно угловато. Гаук, который, между прочим, женился, весьма старательный и недурён, а Дранишников очень уверенный, но в опере он много лучше. Его сестра всё расспрашивала меня о моём мнении о брате, а когда я с ней разговорился, то заявила, что она страстная моя поклонница по музыке (когда слушала 1-й Концерт, то даже дрожала), но совершенно игнорирует меня как человека, ибо много слыхала про мою задирчивость, самоуверенность и прочее. Я ей отвечал:
- А вот другие находят, что я-то совсем милый юноша, да сочиняю чёрт знает что.
Свободное копирование
