Сергей Прокофьев. Дневник - 684

29 ноября

Встал в половину двенадцатого. Говорят, что в декабре призыва ополченцев не будет. Звонил к Шредеру, можно ли посмотреть рояль, на котором буду играть вечером, но он уже отослал его в Консерваторию. Я делаю hommage[1] Шредеру за его премию, играя концерт на его рояле.

Пошёл в Консерваторию, встретил Николая Николаевича со всеми дирижёрами, среди них Крейслера, которого не видел полгода. Рояль оказался претугейшим, хотя недурным. Боюсь за «Скерцо», а вообще справлюсь. Гандшин играл мне на органе и показывал его особенности. Ему очень хочется, чтобы я написал что- нибудь для органа с роялем. Этого вида музыки нет в литературе, а между тем может выйти преинтересно.

Затем сидел дома, играл на рояле, думал о Нине, писал дневник и разговаривал по телефону с теми, кто, как у тяжело больного, справлялись, как самочувствие перед концертом. А.Н.Римский-Корсаков звонил, что согласно моему намёку он написал Юргенсону, что желательно, чтобы пьески Ор.12 вышли к сегодняшнему дню, т.е. к дню их исполнения. Хотел я это, потому что боялся, что Григорий, перепикировавшись со мною, напечатает опус через полгода, тем более, что издательство страшно завалено. Но теперь пришёл ответ, что хотя Ор.12 и не поспеет к концерту, но выйдет в ближайшие дни после него. Перед концертом я отнюдь не волновался, хотя, по-видимому, многие интересовались моим выступлением и, стало быть, играть надо было хорошо. Как ни как, это первое выступление нового лауреата, хотя сам лауреат не придаёт большого значения этому выступлению. Я приехал к началу и с удовольствием выслушал всю программу. Сегодня я не волновался, разве немножко во время самой игры, но очень немного. В антракте меня навещали: Захаров, Башкиров, Мещерские. Мещерские приехали втроём, без мамаши, и сидели с мамой (Нина - между своим папашей и моей мамашей (!). Башкиров сидел в первом ряду и исступлённо аплодировал. Захаров явился с нотами и выказывал массу интереса. Играл я в последнем отделении. Сначала 2-ю Сонату (играл я её с удовольствием). Успех отличный. Раза три я выхожу кланяться и вижу весь наш милый Малый зал, аплодирующий мне. Очень приятно. Секрет хорошего исполнения в том, чтобы не обращать внимания на зал, на публику, словом, на обстановку до исполнения и во время него, а сосредоточиться на пьесе. Потом можно кланяться сколько угодно.

Итак, я вышел три раза, передохнул и сыграл числящихся в программе шесть пьес из Ор.12. «Легенду» я играл немного медленно, но она была принята недурно. «Прелюд», конечно, понравился. Играя «Ригодон», я думал о Фяке; кстати, она сидела в третьем ряду и при небольшом повороте головы была от меня видна. Я играл «Ригодон» по-новому, немного медленней и очень задорно. Успех большой, я чуть не бисировал. За Нининой пьесой следовала Талина: «Каприччио». Пьеску я играл с любовью, но успеха она не имела никакого. «Марш» я взял против воли ужасно скоро, но проскочил он ловко и понравился больше всего. «Скерцо» мазал и кое-где выпускал двойные ноты, но для непосвящённого заметно не было. Всё. Успех очень большой. Я несколько раз выхожу кланяться. Зал стоит и аплодирует. В глаза мне бросается группа Мещерских в одном конце и Башкиров в другом, который аплодирует, как пулемёт. За кулисам я тщетно ломаю себе голову, что я умею играть на «бис», наконец вспоминаю «Гавот» и играю его к большому удовольствию публики.

За кулисы приходят Захаров и Ганзен. Захаров и все в один голос хвалят мои необычные пианистические успехи по сравнению даже с весной. А.Н.Римский-Корсаков говорит:

- Послушайте, фурор! Антрепренёр может деньги на вас нажить!

Голубовская говорит то же, что Захаров. Приходит Верочка Алперс с поздравлениями. Башкиров не отходит ни на шаг. Дамской нет - сегодня день смерти отца. Она интересовалась концертом, кроме того, очень хотела поглядеть на Нину (а Нина первым делом спросила про неё), но надо было сидеть дома. После того, как публика разошлась и я поостыл, с Башкировым я отправился по Морской, Невскому и в трамвае по Загородному я вернулся домой. Мама была очень довольна и поздравляла.

Я лёг спать довольный, хотя немного нервный, и пожалел, что нет милого Нининого плеча, на котором можно было бы примоститься и заснуть. Только плеча, больше ничего, я как-то у неё примерил, оно такое удобное. А отправляясь в концерт, я думал: какой ужас, если бы у меня была жена!