8 октября
Позвонил Нувель:
- Дягилев запрашивает телеграммой из Флоренции ваш адрес, а также - пишете ли вы балет.
В ответ я начал ругаться, что нет возможности чего-нибудь добиться от Городецкого, вследствие чего балет и не начался. Я прибавил:
- Но я собственно полагал, что этой весной из-за войны Парижу и Лондону будет не до балетов.
- Я слыхал, - сказал Нувель, - что Дягилев вместо того поедет по Америке.
Я просил придержать дня два ответную телеграмму и в это время обещал выяснить дело с Городецким. Ловко! Очутиться в мае в Америке... это не плохо. Жаль, что война. Оно даже странно уезжать в Америку, когда под Варшавой так и режут друг друга, но я всё равно не помогаю, и антреприза всё равно поедет. Итак: сыскать и допросить Городецкого!
Я отправился к нему на Малую Посадскую, оказавшуюся симпатичным переулочком, обсаженным деревьями, влез к Городецкому, к которому вместо звонка надо было стучаться деревянным молотком, но не застал дома. Оставил энергичную записку и вернулся домой. Усиленно читал по-английски, ибо, друзья мои, Америка! Затем давал урок Башкирову, который сегодня зелёный, страдая болями в том месте, где ему два года назад оперировали аппендицит. Он был мил как всегда, хотя в ожидании таксомотора уморил меня разговорами о философах. Звал вечером к себе, но я шёл к Дамским. Я явился сегодня туда впервые и с удовольствием. Вера и даже Элеонора выглядели очень славно. Я с ними просидел целый вечер и не заметил, как пробежало время.
С Сергеем Городецким я вечером договорился по телефону. У него сюжет для балета задуман и завтра вечером он ждёт меня для обсуждений.