Любочка начала искать работу еще до того, как Иринку определили в ясельки. Вакансий лаборантов и младших научных сотрудников в наших химических институтах – институте неорганической химии, институте органической химии, институте катализа – было очень много. Проблемой были не штатные единицы, а сотрудники, которых не было. Так что ставки пустовали. Любочка решила пойти в институт органической химии, где была лаборатория лекарственных растений. Это было ей прямо по специальности, ведь ее специальностью была «Технология производства лекарственных веществ».
Институт органической химии (ИОХ) пока все еще размещался на площадях института гидродинамики. Любочка зашла в какую-то комнату, где работали сотрудники ИОХ и объяснила, зачем пришла. Ее сразу препроводили к директору института чл.-корр. Николаю Николаевичу Ворожцову. В ту пору ему было года 63 – 64. Это был приятный человек с умным открытым лицом, на котором выделялась аккуратная бородка клинышком, чуть тронутая сединой. Выглядел он всегда очень импозантно, а движения его всегда были мягкие, почти кошачьи. Мне он нравился, и если мы встречались в коридорах института или в каких-либо других местах, то всегда раскланивались, улыбаясь и приветствуя друг друга, хотя нас никто не знакомил.
Николай Николаевич вышел с Любочкой в коридор, чтобы спокойно поговорить. В комнате было много народу, и конечно, ни о какой конфиденциальности не могло быть и речи. Так что разговор в коридоре - был обычной практикой. Они встали в торце здания у окна на 2-м этаже. Любочка представилась, т.е. назвала свои фамилию, имя и отчество. Сказала, что она закончила Химико-фармацевтический институт в Ленинграде и назвала свою специальность. Ворожцов мягко сказал ей, что пока в лаборатории, которая будет заниматься синтезом лекарственных препаратов, никого нет (он имел в виду ведущих специалистов, которые бы определяли тематику) и предложил зайти к нему через пару месяцев. На том они и расстались.
Через два месяца Любочка снова пришла к Ворожцову. Он встретил ее как старую знакомую, но сказал, что она пришла немного раньше, чем следует, поэтому он просит ее прийти еще через месяц.
Прошел месяц. Уже было известно, что лаборатория начала работать, и Любочка надеялась, что уж на этот раз ее возьмут на работу. Ворожцов был по-прежнему любезен и обаятелен. Разговор, который состоялся между ним и Любочкой, я привожу с ее слов. Он очень характерен:
– Скажите, а где Вы работали после окончания института?
– В Ленинградском институте высокомолекулярных соединений.
ИВС был очень известным институтом, который возглавлял не менее известный член-корреспондент (с1960 г.) Михаил Михайлович Котон. Этот институт имел огромный авторитет в науке, и, разумеется, Ворожцов хорошо знал не только М.М. Котона, но и других ведущих сотрудников.
– А у кого вы работали?
– У Соколовой.
Соколова тоже была известным ученым, и Ворожцов знал ее.
Пока вопросы были по существу. Дальше по идее надо было спросить:
– А чем Вы занимались в лаборатории?
Но Ворожцов задает совершенно неожиданный вопрос:
– А под какой фамилией Вы работали там?
Этот вопрос абсолютно не относится к делу.
– Какая разница, – спросишь ты, мой потомок, – под какой фамилией работать в научно-исследовательской лаборатории? Да еще простым лаборантом. Но даже если и младшим научным сотрудником?
Любочка сразу все поняла.
– Под своей, – сказала она. И внимательно посмотрела на Ворожцова.
– Скажите мне прямо, Николай Николаевич, возьмете Вы меня когда-нибудь на работу или нет. Если возьмете, я буду ждать.
– Нет, – сказал крупный ученый, член-корреспондент АН СССР Николай Николаевич Ворожцов (впоследствии академик), обаятельный и элегантный человек. Сказал честно и откровенно.
– Спасибо, – сказала Любочка и ушла.
Был ли Ворожцов антисемитом. Думаю, что в душе – нет. Но он проводил заданную партией линию – «Евреев на работу не принимать!» Это был государственный антисемитизм, и Ворожцов был антисемитом поневоле. Он просто не хотел никаких неприятностей для себя и своего института. Да и ради кого? Если бы ради кандидата или доктора наук? Но ради лаборанта?! Зачем?